LibCat » Книги » Проза » Современная проза » Айрис Мёрдок - Под сетью - английский и русский параллельные тексты

Айрис Мёрдок - Под сетью - английский и русский параллельные тексты

Здесь есть возможность читать онлайн «Айрис Мёрдок - Под сетью - английский и русский параллельные тексты» — ознакомительный отрывок электронной книги совершенно бесплатно, а после прочтения отрывка купить полную версию. В некоторых случаях можно слушать аудио, скачать через торрент в формате fb2 и присутствует краткое содержание. Жанр: Современная проза, на русском языке. Описание произведения, (предисловие) а так же отзывы посетителей доступны на портале библиотеки ЛибКат.

Читать книгу

Название:
Под сетью - английский и русский параллельные тексты
Автор:
Айрис Мёрдок
Жанр:
Современная проза / на русском языке
Год:
неизвестен
ISBN:
нет данных
Рейтинг книги:
5 / 5. Голосов: 1
Избранное:

Добавить в избранное
Отзывы:
Написать комментарий
Ваша оценка:
- 100
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5

Под сетью - английский и русский параллельные тексты: краткое содержание, описание и аннотация

Предлагаем к чтению аннотацию, описание, краткое содержание или предисловие (зависит от того, что написал сам автор книги «Под сетью - английский и русский параллельные тексты»). Если вы не нашли необходимую информацию о книге — напишите в комментариях, мы постараемся отыскать её.

Одиночества встречаются, сталкиваются, схлестываются. Пытаются вырваться из накрывшей их цепи случайностей, нелепостей, совпадений. Но сеть возможно разорвать лишь ценой собственной, в осколки разлетевшейся жизни, потому что сеть — это и есть жизнь...

Под сетью - английский и русский параллельные тексты — читать онлайн ознакомительный отрывок

Ниже представлен текст книги, разбитый по страницам. Система сохранения места последней прочитанной страницы, позволяет с удобством читать онлайн бесплатно книгу «Под сетью - английский и русский параллельные тексты», без необходимости каждый раз заново искать на чём Вы остановились. Поставьте закладку, и сможете в любой момент перейти на страницу, на которой закончили чтение.

Тёмная тема

Шрифт:

↓

↑

Сбросить

Интервал:

↓

↑

Закладка:

Сделать

TAMARUS: So you would cut all speech, except the very simplest, out of human life altogether.	ТАМАРУС. Ты за то, чтобы исключить из человеческой жизни всякий разговор, кроме самого простого.
To do this would be to take away our very means of understanding ourselves and making life endurable.	Так мы лишили бы себя возможности понимать самих себя и делать жизнь сносной.
ANNANDINE: Why should life be made endurable?	АННАНДАЙН. А зачем делать жизнь сносной?
I know that nothing consoles and nothing justifies except a story--but that doesn't stop all stories from being lies.	Я знаю, ничто не может утешить или оправдать, кроме рассказа, но этим не снимается то положение, что всякий рассказ - ложь.
Only the greatest men can speak and still be truthful.	Только самым великим людям дано говорить и при этом оставаться правдивыми.
Any artist knows this obscurely; he knows that a theory is death, and that all expression is weighted with theory.	Смутно это сознает каждый художник; он знает, что любая теория - смерть, а всякое выражение сковано теорией.
Only the strongest can rise against that weight.	Только сильнейшие способны разбить эти оковы.
For most of us, for almost all of us, truth can be attained, if at all, only in silence.	Большинство из нас, почти все мы, если и можем достичь правды, то только в молчании.
It is in silence that the human spirit touches the divine.	Лишь в молчании человеческий дух прикасается божественного.
This was something which the ancients understood.	Древние это понимали.
Psyche was told that if she spoke about her pregnancy her child would be a mortal; if she kept silent it would be a god.	Психее было сказано, что, если она заговорит о своей беременности, ее ребенок будет смертным; если же смолчит, он будет богом.
I read this thoughtfully.	Я читал очень внимательно.
I had quite forgotten that I had managed to put up even as good a show as that against Hugo.	Я и забыл, что сумел в общем недурно возражать Хьюго.
I now found Hugo's arguments very much less impressive, and there occurred to me instantly a variety of ways in which the position of Tamarus might be strengthened.	Сейчас его доводы казались мне менее убедительными, и тут же пришло в голову несколько возможностей усилить позиции Тамаруса.
When I had written the dialogue I had obviously been far too bemused by Hugo.	Ясно, что в ту пору, когда писался этот диалог, я не в меру поддался влиянию Хьюго.
I decided then and there that I would confiscate the book for my own use and read the whole of it with great care, and revise my views.	Я решил конфисковать книгу, перечитать ее всю от начала до конца и пересмотреть собственные взгляды.
The possibility even occurred to me of a sequel.	У меня даже мелькнула мысль о возможном продолжении.
But I shook my head over it at once.	Но через минуту я покачал головой.
There remained the fact that Annandine was but a broken-down caricature of Hugo.	Оставалось в силе, что Аннандайн - всего лишь слабая карикатура на Хьюго.
Hugo would never even have used words such as 'theory' or 'generality'.	Хьюго никогда не употребил бы слов "обобщение" или "теория".
I had not achieved more than the most shadowy expression of Hugo's point of view.	Мне удалось передать только бледную тень его рассуждений.

While I was thinking these thoughts a little stream was running softly somewhere in my mind, a little stream of reminiscence.	Одновременно с этими мыслями где-то в моем сознании едва слышно журчал ручеек, ручеек воспоминаний.
What was it?	Что это было?
Something was asking to be remembered.	Что-то стремилось вспомниться.
I held the book gently in my hands, and followed without haste the course of my reverie, waiting for the memory to declare itself.	Я бережно держал книгу в обеих руках и не спешил предаваться смутным грезам в ожидании, пока память прояснится.
I wondered idly why Sadie should possess a copy of the book.	Смутно я недоумевал, как могла эта книга очутиться у Сэди.
It was not the sort of thing which could conceivably interest her.	Казалось бы, такие вещи не должны ее интересовать.
I turned to the beginning and looked inside the cover.	Я заглянул на внутреннюю сторону обложки.
The name written there was not Sadie's but Anna's.	Там было написано имя, только не Сэди, а Анны.
I looked at it for a moment, still holding the book very gently, and the memory that I had been seeking took hold of my whole consciousness with the force of a hurricane.	Секунду я глядел на него, все так же бережно держа книгу перед собой, и вдруг воспоминание, которого я ждал, овладело мной с ураганной силой.
What the piece of dialogue had been trying to remind me of were the words which Anna had uttered at the Mime Theatre; the words which I had felt were not her own.	То, о чем пытался напомнить мне прочитанный отрывок диалога, были слова, которые Анна произнесла в театре пантомимы, те слова, за которыми я уловил не ее мысли.
They were not her own.	Это и были не ее мысли.
They were Hugo's.	Это были мысли Хьюго.
They were an echo, a travesty, of Hugo, just as my own words were an echo and a travesty of him.	То был лишь отзвук его мыслей, пародия на них, точно так же, как моя книга была только отзвуком и пародией.
When I had heard Anna speak it had not occurred to me to connect what she said with the real Hugo; and when I had thought about Hugo I had not been reminded of Anna.	Когда я слушал Анну, мне не пришло в голову связать ее слова с настоящим Хьюго, и, думая о Хьюго, я не вспоминал Анну.
It was my own wretched copy of Hugo's attitude which suddenly made clear to me the source from which Anna too must have derived the principles which she spoke of, and of which the theatre itself was an expression.	Моя собственная жалкая попытка выразить точку зрения Хьюго - вот что внезапно открыло мне источник, откуда и Анна, очевидно, почерпнула принципы, о которых толковала мне и выражением которых был ее театр.
It did not occur to me to imagine that Anna could have got her ideas from my book.	Я ни на минуту не подумал, что Анна могла взять свои идеи из моей книги.
The book was not a strong enough or a pure enough instrument to impress so simple and unspeculative a mind as Anna's.	Чтобы поразить ум столь простого и нефилософского склада, как у Анны, книге недоставало и силы, и чистоты.
There was no doubt about it.	Сомнений быть не могло.