LibCat » Книги » Проза » Юмористическая проза » Джером Джером - Как мы писали роман - английский и русский параллельные тексты

Джером Джером - Как мы писали роман - английский и русский параллельные тексты

Здесь есть возможность читать онлайн «Джером Джером - Как мы писали роман - английский и русский параллельные тексты» весь текст электронной книги совершенно бесплатно (целиком полную версию без сокращений). В некоторых случаях можно слушать аудио, скачать через торрент в формате fb2 и присутствует краткое содержание. Жанр: Юмористическая проза, на русском языке. Описание произведения, (предисловие) а так же отзывы посетителей доступны на портале библиотеки ЛибКат.

Читать книгу

Название:
Как мы писали роман - английский и русский параллельные тексты
Автор:
Джером Клапка Джером
Жанр:
Юмористическая проза / на русском языке
Год:
неизвестен
ISBN:
нет данных
Рейтинг книги:
4 / 5. Голосов: 1
Избранное:

Добавить в избранное
Отзывы:
Написать комментарий
Ваша оценка:
- 80
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5

Как мы писали роман - английский и русский параллельные тексты: краткое содержание, описание и аннотация

Предлагаем к чтению аннотацию, описание, краткое содержание или предисловие (зависит от того, что написал сам автор книги «Как мы писали роман - английский и русский параллельные тексты»). Если вы не нашли необходимую информацию о книге — напишите в комментариях, мы постараемся отыскать её.

Шедевр джеромовской иронической прозы. В моду входит писательство, - и какой настоящий джентльмен откажется от "пробы пера"!

Как мы писали роман - английский и русский параллельные тексты — читать онлайн бесплатно полную книгу (весь текст) целиком

Ниже представлен текст книги, разбитый по страницам. Система сохранения места последней прочитанной страницы, позволяет с удобством читать онлайн бесплатно книгу «Как мы писали роман - английский и русский параллельные тексты», без необходимости каждый раз заново искать на чём Вы остановились. Поставьте закладку, и сможете в любой момент перейти на страницу, на которой закончили чтение.

Тёмная тема

Шрифт:

↓

↑

Сбросить

Интервал:

↓

↑

Закладка:

Сделать

But we do not write 'tales' now; we prepare 'human documents' and dissect souls."	Но мы больше не пишем сказок. Мы изготавливаем "человеческие документы" и анатомируем души.
He broke off abruptly in the midst of his tirade.	Вдруг он резко оборвал свою речь.
"Do you know what these 'psychological studies,' that are so fashionable just now, always make me think of?" he said.	- А знаете, что напоминают мне все эти "психологические" исследования, которые сейчас в такой моде?
"One monkey examining another monkey for fleas.	Обезьяну, ищущую блох у другой обезьяны.
"And what, after all, does our dissecting pen lay bare?" he continued.	- И что в конце концов обнажаем мы своим прозекторским ножом? - продолжал он.
"Human nature? or merely some more or less unsavoury undergarment, disguising and disfiguring human nature?	- Человеческую природу или только более или менее грязное нижнее белье, скрывающее и искажающее эту природу?
There is a story told of an elderly tramp, who, overtaken by misfortune, was compelled to retire for a while to the seclusion of Portland.	Рассказывают, как один старый бродяга, преследуемый неудачами, вынужден был искать пристанища в Портландской тюрьме.
His hosts, desiring to see as much as possible of their guest during his limited stay with them, proceeded to bath him.	Г остеприимные хозяева, желая как можно лучше ознакомиться со своим гостем во время его кратковременного пребывания, решили вымыть его.
They bathed him twice a day for a week, each time learning more of him; until at last they reached a flannel shirt.	Они купали его дважды в день в течение целой недели и каждый раз открывали в нем что-нибудь новое, пока наконец не дошли до фланелевой рубашки.
And with that they had to be content, soap and water proving powerless to go further.	И этим им пришлось удовлетвориться, так как мыло и вода оказались бессильными проникнуть глубже.
"That tramp appears to me symbolical of mankind.	Этот бродяга, как мне кажется, вполне может быть символом всего человечества.
Human Nature has worn its conventions for so long that its habit has grown on to it.	Человеческая природа так долго была облачена в условности, что они просто приросли к ней.
In this nineteenth century it is impossible to say where the clothes of custom end and the natural man begins.	Теперь, в девятнадцатом веке, невозможно уже сказать, где кончается одежда условностей и где начинается естественный человек.
Our virtues are taught to us as a branch of	Наши добродетели привиты нам как некие признаки "умения себя держать".
'Deportment'; our vices are the recognised vices of our reign and set.	Наши пороки - это пороки, признанные нашим временем и кругом.
Our religion hangs ready-made beside our cradle to be buttoned upon us by loving hands.	Религия, как готовое платье, висит у нашей колыбели, и любящие руки торопятся надеть ее на нас и застегнуть на все пуговицы.
Our tastes we acquire, with difficulty; our sentiments we learn by rote.	Мы с трудом приобретаем необходимые вкусы, а надлежащие чувства выучиваем наизусть.
At cost of infinite suffering, we study to love whiskey and cigars, high art and classical music.	Ценой бесконечных страданий мы научаемся любить виски и сигары, высокое искусство и классическую музыку.

In one age we admire Byron and drink sweet champagne: twenty years later it is more fashionable to prefer Shelley, and we like our champagne dry.	В один период времени мы восхищаемся Байроном и пьем сладкое шампанское; двадцать лет спустя входит в моду предпочитать Шелли и сухое шампанское.
At school we are told that Shakespeare is a great poet, and that the Venus di Medici is a fine piece of sculpture; and so for the rest of our lives we go about saying what a great poet we think Shakespeare, and that there is no piece of sculpture, in our opinion, so fine as the Venus di Medici.	В школе мы учим, что Шекспир - великий поэт, а Венера Медицейская - прекрасная статуя, и вот до конца дней своих мы продолжаем говорить, что величайшим поэтом считаем Шекспира и что нет в мире статуи, прекрасней Венеры Медицейской.
If we are Frenchmen we adore our mother; if Englishmen we love dogs and virtue.	Если мы родились французами, то обожаем свою мать. Если мы англичане, то любим собак и добродетель.
We grieve for the death of a near relative twelve months; but for a second cousin we sorrow only three.	Смерть близкого родственника мы оплакиваем в течение двенадцати месяцев, но о троюродном брате грустим только три месяца.
The good man has his regulation excellencies to strive after, his regulation sins to repent of.	Порядочному человеку полагается иметь свои определенные положительные качества, которые он должен совершенствовать, и свои определенные пороки, в которых он должен раскаиваться.
I knew a good man who was quite troubled because he was not proud, and could not, therefore, with any reasonableness, pray for humility.	Я знал одного хорошего человека, который страшно беспокоился оттого, что не был достаточно гордым и не мог поэтому, логически рассуждая, молиться о смирении.
In society one must needs be cynical and mildly wicked: in Bohemia, orthodoxly unorthodox.	В обществе полагается быть циничным и умеренно испорченным, а богема считает правилом не признавать никаких правил.
I remember my mother expostulating with a friend, an actress, who had left a devoted husband and eloped with a disagreeable, ugly, little low comedian (I am speaking of long, long ago).	Я помню, как моя мать увещевала свою приятельницу актрису, которая бросила любящего мужа и сбежала с противным, безобразным, ничтожным фарсовым актером (все это было давным-давно).
"'You must be mad,' said my mother; 'what on earth induced you to take such a step?'	"Ты с ума сошла, - говорила моя мать, - зачем ты это сделала?"
"'My dear Emma,' replied the lady; 'what else was there for me?	"Моя милая Эмма, - отвечала та, - что же мне еще оставалось делать?
You know I can't act. I had to do _something_ to show I was 'an artiste!'	Ведь ты знаешь, я совсем не умею играть, и мне обязательно нужно было выкинуть нечто необыкновенное, чтобы показать, что я все же артистическая натура!"
"We are dressed-up marionettes.	Мы - марионетки, наряженные в маскарадные платья.
Our voice is the voice of the unseen showman, Convention; our very movements of passion and pain are but in answer to his jerk.	Наши голоса - это голос невидимого хозяина балагана, и имя этому хозяину - "условность". Он дергает за нити, а мы отвечаем судорогами страсти или боли.