LibCat » Книги » Проза » Классическая проза » Виктор Гюго - Отверженные (часть 1) - английский и русский параллельные тексты

Виктор Гюго - Отверженные (часть 1) - английский и русский параллельные тексты

Здесь есть возможность читать онлайн «Виктор Гюго - Отверженные (часть 1) - английский и русский параллельные тексты» — ознакомительный отрывок электронной книги совершенно бесплатно, а после прочтения отрывка купить полную версию. В некоторых случаях можно слушать аудио, скачать через торрент в формате fb2 и присутствует краткое содержание. Жанр: Классическая проза, на русском языке. Описание произведения, (предисловие) а так же отзывы посетителей доступны на портале библиотеки ЛибКат.

Читать книгу

Название:
Отверженные (часть 1) - английский и русский параллельные тексты
Автор:
Виктор Гюго
Жанр:
Классическая проза / на русском языке
Год:
неизвестен
ISBN:
нет данных
Рейтинг книги:
5 / 5. Голосов: 1
Избранное:

Добавить в избранное
Отзывы:
Написать комментарий
Ваша оценка:
- 100
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5

Отверженные (часть 1) - английский и русский параллельные тексты: краткое содержание, описание и аннотация

Предлагаем к чтению аннотацию, описание, краткое содержание или предисловие (зависит от того, что написал сам автор книги «Отверженные (часть 1) - английский и русский параллельные тексты»). Если вы не нашли необходимую информацию о книге — напишите в комментариях, мы постараемся отыскать её.

Один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.

Отверженные (часть 1) - английский и русский параллельные тексты — читать онлайн ознакомительный отрывок

Ниже представлен текст книги, разбитый по страницам. Система сохранения места последней прочитанной страницы, позволяет с удобством читать онлайн бесплатно книгу «Отверженные (часть 1) - английский и русский параллельные тексты», без необходимости каждый раз заново искать на чём Вы остановились. Поставьте закладку, и сможете в любой момент перейти на страницу, на которой закончили чтение.

Тёмная тема

Шрифт:

↓

↑

Сбросить

Интервал:

↓

↑

Закладка:

Сделать

If any grisette of the Place Cambrai or the Rue Saint-Jean-de-Beauvais, seeing that face of a youth escaped from college, that page's mien, those long, golden lashes, those blue eyes, that hair billowing in the wind, those rosy cheeks, those fresh lips, those exquisite teeth, had conceived an appetite for that complete aurora, and had tried her beauty on Enjolras, an astounding and terrible glance would have promptly shown her the abyss, and would have taught her not to confound the mighty cherub of Ezekiel with the gallant Cherubino of Beaumarchais.	Если гризетка с площади Камбре или с улицы Сен -Жан -де -Бове, приняв его за вырвавшегося на волю школьника и пленившись этим обликом пажа, этими длинными золотистыми ресницами, этими голубыми глазами, этими развевающимися по ветру кудрями, этими румяными ланитами, этими нетронутыми устами, этими чудесными зубами, всем этим утром юности, вздумала бы испробовать над Анжольрасом чары своей красы, его изумленный и грозный взгляд мгновенно разверз бы перед ней пропасть и научил бы не смешивать грозного херувима Езекииля с галантным Керубино Бомарше.
By the side of Enjolras, who represented the logic of the Revolution, Combeferre represented its philosophy.	Рядом с Анжольрасом, воплощавшим логику революции, стоял Комбефер, воплощавший ее философию.
Between the logic of the Revolution and its philosophy there exists this difference-that its logic may end in war, whereas its philosophy can end only in peace.	Разница между логикой и философией революции состоит в том, что логика может высказаться за войну, меж тем как философия в своих выводах приводит только к миру.
Combeferre complemented and rectified Enjolras.	Комбефер дополнял и исправлял Анжольраса.
He was less lofty, but broader.	Он смотрел на все с менее возвышенных позиций, но зато свободнее.
He desired to pour into all minds the extensive principles of general ideas: he said:	Он хотел воспитывать умы в духе широких общих идей.
"Revolution, but civilization"; and around the mountain peak he opened out a vast view of the blue sky. The Revolution was more adapted for breathing with Combeferre than with Enjolras.	"Революция нужна, - говорил он, но нужна и цивилизация"; вокруг крутой горы перед ним раскрывался беспредельный голубой простор. Вот почему взгляды Комбефера отличались известной доступностью и практичностью. Будь Комбефер во главе революции, при нем дышалось бы легче, чем при Анжольрасе.
Enjolras expressed its divine right, and Combeferre its natural right.	Анжольрас желал осуществить с ее помощью божественное право, Комбефер - естественное.
The first attached himself to Robespierre; the second confined himself to Condorcet.	Первый был последователем Робеспьера, второй -сторонником Кондорсе.
Combeferre lived the life of all the rest of the world more than did Enjolras.	Комбефер в большей степени, чем Анжольрас, жил обычной жизнью обычных людей.
If it had been granted to these two young men to attain to history, the one would have been the just, the other the wise man.	Если бы обоим юношам было суждено войти в историю, один оставил бы по себе память справедливого, другой мудрого.
Enjolras was the more virile, Combeferre the more humane.	Анжольрас был мужественнее, Комбефер -человечнее.
Homo and vir, that was the exact effect of their different shades.	Homo et Vir,- в этом в сущности и заключалась вся тонкость различия их характеров.
Combeferre was as gentle as Enjolras was severe, through natural whiteness.	Мягкость Комбефера, равно как и строгость Анжольраса, являлась следствием душевной чистоты.

He loved the word citizen, but he preferred the word man. He would gladly have said: Hombre, like the Spanish.	Комбефер любил слово "гражданин", но предпочитал ему "человек" и, наверно, охотно называл бы человека, вслед за испанцами, НотЬге.
He read everything, went to the theatres, attended the courses of public lecturers, learned the polarization of light from Arago, grew enthusiastic over a lesson in which Geoffroy Sainte-Hilaire explained the double function of the external carotid artery, and the internal, the one which makes the face, and the one which makes the brain; he kept up with what was going on, followed science step by step, compared Saint-Simon with Fourier, deciphered hieroglyphics, broke the pebble which he found and reasoned on geology, drew from memory a silkworm moth, pointed out the faulty French in the Dictionary of the Academy, studied Puys?gur and Deleuze, affirmed nothing, not even miracles; denied nothing, not even ghosts; turned over the files of the Moniteur, reflected.	Он читал все, что выходило, посещал театры, публичные лекции, слушал, как объясняет Араго явления поляризации света, восхищался сообщением Жоффруа Сент -Илера о двойной функции внутренней и наружной сонной артерии, питающих одна - лицо, другая мозг, был в курсе всей жизни, не отставал от науки, сопоставлял теории "Сен-Симона и Фурье, расшифровывал иероглифы, любил, надломив поднятый камешек, порассуждать о геологии, мог нарисовать на память бабочку шелкопряда, обнаруживал погрешности против французского языка в словаре Академии, штудировал Пюисегюра и Делеза, воздерживался от всяких утверждений и отрицаний, до чудес и привидений включительно, перелистывал комплекты Монитера и размышлял.
He declared that the future lies in the hand of the schoolmaster, and busied himself with educational questions.	Он утверждал, что будущность -в руках школьного учителя, и живо интересовался вопросами воспитания.
He desired that society should labor without relaxation at the elevation of the moral and intellectual level, at coining science, at putting ideas into circulation, at increasing the mind in youthful persons, and he feared lest the present poverty of method, the paltriness from a literary point of view confined to two or three centuries called classic, the tyrannical dogmatism of official pedants, scholastic prejudices and routines should end by converting our colleges into artificial oyster beds.	Он требовал, чтобы общество неутомимо трудилось над поднятием своего морального и интеллектуального уровня, над превращением науки в общедоступную ценность, над распространением возвышенных идей, над духовным развитием молодежи. Но он опасался, как бы скудость современных методов преподавания, убожество господствующих взглядов, ограничивающихся признанием двух-трех так называемых классических веков, тиранический догматизм казенных наставников, схоластика и рутина не превратили бы в конце концов наши школы в искусственные рассадники тупоумия.
He was learned, a purist, exact, a graduate of the Polytechnic, a close student, and at the same time, thoughtful "even to chimaeras," so his friends said.	Это был ученый пурист, ясный ум, многосторонне образованный и трудолюбивый человек, склонный вместе с тем, по выражению друзей, к "несбыточным мечтаниям".
He believed in all dreams, railroads, the suppression of suffering in chirurgical operations, the fixing of images in the dark chamber, the electric telegraph, the steering of balloons.	Он верил в любую фантазию: и в железные дороги, и в обезболивание при хирургических операциях, и в возможность получения изображения предмета через камеру -обскуру, и в электрический телеграф, и в управляемый воздушный шар.
Moreover, he was not much alarmed by the citadels erected against the human mind in every direction, by superstition, despotism, and prejudice.	Его не пугали крепости, всюду воздвигнутые против человечества суеверием, деспотизмом и предрассудками.
He was one of those who think that science will eventually turn the position.	Он принадлежал к числу людей, полагающих, что наука в конечном счете должна изменить существующее положение вещей.