LibCat » Книги » Проза » Классическая проза » Виктор Гюго - Отверженные (часть 2) английский и русский параллельные тексты

Виктор Гюго - Отверженные (часть 2) английский и русский параллельные тексты

Здесь есть возможность читать онлайн «Виктор Гюго - Отверженные (часть 2) английский и русский параллельные тексты» — ознакомительный отрывок электронной книги совершенно бесплатно, а после прочтения отрывка купить полную версию. В некоторых случаях можно слушать аудио, скачать через торрент в формате fb2 и присутствует краткое содержание. Жанр: Классическая проза, на русском языке. Описание произведения, (предисловие) а так же отзывы посетителей доступны на портале библиотеки ЛибКат.

Читать книгу

Название:
Отверженные (часть 2) английский и русский параллельные тексты
Автор:
Виктор Гюго
Жанр:
Классическая проза / на русском языке
Год:
неизвестен
ISBN:
нет данных
Рейтинг книги:
4 / 5. Голосов: 1
Избранное:

Добавить в избранное
Отзывы:
Написать комментарий
Ваша оценка:
- 80
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5

Отверженные (часть 2) английский и русский параллельные тексты: краткое содержание, описание и аннотация

Предлагаем к чтению аннотацию, описание, краткое содержание или предисловие (зависит от того, что написал сам автор книги «Отверженные (часть 2) английский и русский параллельные тексты»). Если вы не нашли необходимую информацию о книге — напишите в комментариях, мы постараемся отыскать её.

Один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.

Отверженные (часть 2) английский и русский параллельные тексты — читать онлайн ознакомительный отрывок

Ниже представлен текст книги, разбитый по страницам. Система сохранения места последней прочитанной страницы, позволяет с удобством читать онлайн бесплатно книгу «Отверженные (часть 2) английский и русский параллельные тексты», без необходимости каждый раз заново искать на чём Вы остановились. Поставьте закладку, и сможете в любой момент перейти на страницу, на которой закончили чтение.

Тёмная тема

Шрифт:

↓

↑

Сбросить

Интервал:

↓

↑

Закладка:

Сделать

His white locks added a gentle majesty to the gay radiance of his visage.	Седые волосы придавали его сияющему лицу кроткое величие.
When grace is mingled with wrinkles, it is adorable.	Когда радость озаряет лицо, изборожденное морщинами, она достойна преклонения.
There is an indescribable aurora in beaming old age.	В улыбке старости есть отсвет утренней зари.
As for Marius, as he allowed them to dress his wounds and care for him, he had but one fixed idea: Cosette.	А Мариус, не противясь перевязкам, рассеянно принимал заботы о себе и был поглощен одной лишь мыслью - о Козетте.
After the fever and delirium had left him, he did not again pronounce her name, and it might have been supposed that he no longer thought of her.	С тех пор как бред и лихорадка прекратились, он больше не произносил ее имени, и могло показаться, будто он перестал о ней думать.
He held his peace, precisely because his soul was there.	На самом же деле он молчал именно потому, что душа его была с нею.
He did not know what had become of Cosette; the whole affair of the Rue de la Chanvrerie was like a cloud in his memory; shadows that were almost indistinct, floated through his mind, Eponine, Gavroche, Mabeuf, the Thenardiers, all his friends gloomily intermingled with the smoke of the barricade; the strange passage of M. Fauchelevent through that adventure produced on him the effect of a puzzle in a tempest; he understood nothing connected with his own life, he did not know how nor by whom he had been saved, and no one of those around him knew this; all that they had been able to tell him was, that he had been brought home at night in a hackney-coach, to the Rue des Filles-du-Calvaire; past, present, future were nothing more to him than the mist of a vague idea; but in that fog there was one immovable point, one clear and precise outline, something made of granite, a resolution, a will; to find Cosette once more.	Он не знал, что сталось с Козеттой; все происшедшее на улице Шанврери представлялось ему, как в тумане; в его памяти всплывали неясные тени Эпонина, Гаврош, Мабеф, семья Тенардье, все его товарищи; окутанные зловещим дымом баррикады; странное появление Фошлевана в этой кровавой сече казалось ему загадкой, промелькнувшей сквозь бурю; не понимал он также, почему сам остался в живых, не знал, кто спас его и каким образом, и ничего не мог добиться от окружающих; ему сообщили только, что ночью его привезли в карете на улицу Сестер страстей господних; прошедшее, настоящее, будущее - все превратилось в смутное, туманное воспоминание, но среди этой мглы была одна незыблемая точка, четкий и определенный план, нечто твердое, как гранит, одно решение, одно желание - найти Козетту.
For him, the idea of life was not distinct from the idea of Cosette.	Мысль о жизни и мысль о Козетте были неотделимы в его сознании.
He had decreed in his heart that he would not accept the one without the other, and he was immovably resolved to exact of any person whatever, who should desire to force him to live,-from his grandfather, from fate, from hell,-the restitution of his vanished Eden.	Он положил в своем сердце, что не примет одну без другой, и от всякого, кто пытался бы заставить его жить, - будь то его дед, судьба или самый ад, -он бесповоротно решил требовать возвращения потерянного рая.
He did not conceal from himself the fact that obstacles existed.	Препятствий он от себя не скрывал.
Let us here emphasize one detail, he was not won over and was but little softened by all the solicitude and tenderness of his grandfather.	Отметим одно обстоятельство: заботы и ласки деда нисколько не смягчили Мариуса и даже мало растрогали.
In the first place, he was not in the secret; then, in his reveries of an invalid, which were still feverish, possibly, he distrusted this tenderness as a strange and novel thing, which had for its object his conquest.	Во-первых, он знал далеко не все; кроме того, в своем болезненном, быть может еще лихорадочном, состоянии, он не доверял этим нежностям, как чему-то странному и новому, имеющему цель подкупить его.

He remained cold.	Он держался холодно.
The grandfather absolutely wasted his poor old smile.	Дед понапрасну расточал ему жалкие старческие улыбки.
Marius said to himself that it was all right so long as he, Marius, did not speak, and let things take their course; but that when it became a question of Cosette, he would find another face, and that his grandfather's true attitude would be unmasked.	Мариус внушал себе, что все идет мирно только до поры до времени, пока он молчит и подчиняется; но стоит ему заговорить о Козетте, как дед покажет свое настоящее лицо и сбросит маску.
Then there would be an unpleasant scene; a recrudescence of family questions, a confrontation of positions, every sort of sarcasm and all manner of objections at one and the same time, Fauchelevent, Coupelevent, fortune, poverty, a stone about his neck, the future.	Тогда разразится жестокая буря; снова встанет вопрос о ее семье, о неравенстве общественного положения, посыплется целый град насмешек и упреков, "Фошлеван", "Кашлеван", богатство, бедность, нищета, камень на шее, будущность.
Violent resistance; conclusion: a refusal.	Яростное сопротивление, и в итоге - отказ.
Marius stiffened himself in advance.	Мариус заранее готовился к отпору.
And then, in proportion as he regained life, the old ulcers of his memory opened once more, he reflected again on the past, Colonel Pontmercy placed himself once more between M. Gillenormand and him, Marius, he told himself that he had no true kindness to expect from a person who had been so unjust and so hard to his father.	И затем, по мере того как жизнь возвращалась к нему, в его памяти всплывали прежние обиды, раскрывались старые раны, вспоминалось прошлое, и между внуком и дедом снова становился полковник Понмерси; Мариус говорил себе, что нечего ждать истинной доброты от человека, который был так жесток и несправедлив к его отцу.
And with health, there returned to him a sort of harshness towards his grandfather.	И вместе с выздоровлением в нем росла неприязнь к деду.
The old man was gently pained by this.	Старик терпел это с кроткой покорностью.
M. Gillenormand, without however allowing it to appear, observed that Marius, ever since the latter had been brought back to him and had regained consciousness, had not once called him father.	Жильнорман отметил про себя, что Мариус, с тех пор как его принесли к нему в дом и он пришел в сознание, еще ни разу не назвал его отцом.
It is true that he did not say "monsieur" to him; but he contrived not to say either the one or the other, by means of a certain way of turning his phrases.	Правда, он не именовал его и "сударь", но строил фразы таким образом, что ухитрялся избегать всякого обращения.
Obviously, a crisis was approaching.	Явно назревал кризис.
As almost always happens in such cases, Marius skirmished before giving battle, by way of proving himself.	Как обычно бывает в таких случаях, прежде чем вступить в бой, Мариус испытал себя в мелких стычках.
This is called "feeling the ground."	На войне это называется разведкой.
One morning it came to pass that M. Gillenormand spoke slightingly of the Convention, apropos of a newspaper which had fallen into his hands, and gave vent to a Royalist harangue on Danton, Saint-Juste and Robespierre.-"The men of '93 were giants," said Marius with severity.	Однажды утром Жильнорману, по поводу попавшейся ему под руку газеты, вздумалось отозваться с пренебрежением о Конвенте и изречь роялистскую сентенцию насчет Дантона, Сен-Жюста и Робеспьера. - Люди девяносто третьего года были титанами, - сурово отрезал Мариус.