Чума - английский и русский параллельные тексты

Nevertheless there still exist towns and countries where people have now and then an inkling of something different.Но есть ведь такие города и страны, где люди хотя бы временами подозревают о существовании чего-то иного.In general it doesn't change their lives.Вообще-то говоря, от этого их жизнь не меняется.Still, they have had an intimation, and that's so much to the good.Но подозрение все-таки мелькнуло, и то слава Богу.Oran, however, seems to be a town without intimations; in other words, completely modern.А вот Оран, напротив, город, по-видимому никогда и ничего не подозревающий, то есть вполне современный город.Hence I see no need to dwell on the manner of loving in our town.Поэтому нет надобности уточнять, как у нас любят.The men and women consume one another rapidly in what is called "the act of love," or else settle down to a mild habit of conjugality.Мужчины и женщины или слишком быстро взаимно пожирают друг друга в том, что зовется актом любви, или же у них постепенно образуется привычка быть вместе.We seldom find a mean between these extremes.Между двумя этими крайностями чаще всего середины нет.That, too, is not exceptional.И это тоже не слишком оригинально.

At Oran, as elsewhere, for lack of time and thinking, people have to love one another without knowing much about it.	В Оране, как и повсюду, за неимением времени и способности мыслить люди хоть и любят, но сами не знают об этом.
What is more exceptional in our town is the difficulty one may experience there in dying.	Зато более оригинально другое - смерть здесь связана с известными трудностями.
"Difficulty," perhaps, is not the right word; "discomfort" would come nearer.	Впрочем, трудность - это не то слово, правильнее было бы сказать некомфортабельность.
Being ill is never agreeable, but there are towns that stand by you, so to speak, when you are sick; in which you can, after a fashion, let yourself go.	Болеть всегда неприятно, но существуют города и страны, которые поддерживают вас во время недуга и где в известном смысле можно позволить себе роскошь поболеть.
An invalid needs small attentions, he likes to have something to rely on, and that's natural enough.	Больной нуждается в ласке, ему хочется на что-то опереться, это вполне естественно.
But at Oran the violent extremes of temperature, the exigencies of business, the uninspiring surroundings, the sudden nightfalls, and the very nature of its pleasures call for good health.	Но в Оране все требует крепкого здоровья: и капризы климата, и размах деловой жизни, серость окружающего, короткие сумерки и стиль развлечений.
An invalid feels out of it there. Think what it must be for a dying man, trapped behind hundreds of walls all sizzling with heat, while the whole population, sitting in caf?s or hanging on the telephone, is discussing shipments, bills of lading, discounts!	Больной там по-настоящему одинок... Каково же тому, кто лежит на смертном одре, в глухом капкане, за сотнями потрескивающих от зноя стен, меж тем как в эту минуту целый город по телефону или за столиками кафе говорит о коммерческих сделках, коносаментах и учете векселей.
It will then be obvious what discomfort attends death, even modern death, when it waylays you under such conditions in a dry place.	И вы поймете тогда, до чего же некомфортабельна может стать смерть, даже вполне современная, когда она приходит туда, где всегда сушь.
These somewhat haphazard observations may give a fair idea of what our town is like.	Будем надеяться, что эти беглые указания дадут достаточно четкое представление о нашем городе.
However, we must not exaggerate.	Впрочем, не следует ничего преувеличивать.
Really, all that was to be conveyed was the banality of the town's appearance and of life in it.	Надо бы вот что особенно подчеркнуть - банальнейший облик города и банальный ход тамошней жизни.
But you can get through the days there without trouble, once you have formed habits.	Но стоит только обзавестись привычками, и дни потекут гладко.
And since habits are precisely what our town encourages, all is for the best.	Раз наш город благоприятствует именно приобретению привычек, следовательно, мы вправе сказать, что все к лучшему.
Viewed from this angle, its life is not particularly exciting; that must be admitted.	Конечно, под этим углом жизнь здесь не слишком захватывающая.
But, at least, social unrest is quite unknown among us.	Зато мы не знаем, что такое беспорядок.
And our frank-spoken, amiable, and industrious citizens have always inspired a reasonable esteem in visitors.	И наши прямодушные, симпатичные и деятельные сограждане неизменно вызывают у путешественника вполне законное уважение.

Treeless, glamourless, soulless, the town of Oran ends by seeming restful and, after a while, you go complacently to sleep there.	Этот отнюдь не живописный город, лишенный зелени и души, начинает казаться градом отдохновения и под конец усыпляет.
It is only fair to add that Oran is grafted on to a unique landscape, in the center of a bare plateau, ringed with luminous hills and above a perfectly shaped bay.	Но справедливости ради добавим, что привили его к ни с чем не сравнимому пейзажу, он лежит посреди голого плато, окруженного лучезарными холмами, у самой бухты совершенных очертаний.
All we may regret is the town's being so disposed that it turns its back on the bay, with the result that it's impossible to see the sea, you always have to go to look for it.	Можно только пожалеть, что строился он спиной к бухте, поэтому моря ниоткуда не видно, вечно его приходится отыскивать.
Such being the normal life of Oran, it will be easily understood that our fellow citizens had not the faintest reason to apprehend the incidents that took place in the spring of the year in question and were (as we subsequently realized) premonitory signs of the grave events we are to chronicle.	После всего вышесказанного читатель без труда согласится, что происшествия, имевшие место весной нынешнего года, застали наших сограждан врасплох и были, как мы поняли впоследствии, провозвестниками целой череды событий чрезвычайных, рассказ о коих излагается в этой хронике.
To some, these events will seem quite natural; to others, all but incredible.	Некоторым эти факты покажутся вполне правдоподобными, зато другие могут счесть их фантазией автора.
But, obviously, a narrator cannot take account of these differences of outlook.	Но в конце концов летописец не обязан считаться с подобными противоречиями.
His business is only to say: "This is what happened," when he knows that it actually did happen, that it closely affected the life of a whole populace, and that there are thousands of eyewitnesses who can appraise in their hearts the truth of what he writes.	Его задача - просто сказать "так было", если он знает, что так оно и было в действительности, если случившееся непосредственно коснулось жизни целого народа и имеются, следовательно, тысячи свидетелей, которые оценят в душе правдивость его рассказа.
In any case the narrator (whose identity will be made known in due course) would have little claim to competence for a task like this, had not chance put him in the way of gathering much information, and had he not been, by the force of things, closely involved in all that he proposes to narrate.	К тому же рассказчик, имя которого мы узнаем в свое время, не позволил бы себе выступать в этом качестве, если бы волею случая ему не довелось собрать достаточное количество свидетельских показаний и если бы силою событий он сам не оказался замешанным во все, что намерен изложить.
This is his justification for playing the part of a historian.	Это и позволило ему выступить в роли историка.
Naturally, a historian, even an amateur, always has data, personal or at second hand, to guide him.	Само собой разумеется, историк, даже если он дилетант, всегда располагает документами.
The present narrator has three kinds of data: first, what he saw himself; secondly, the accounts of other eyewitnesses (thanks to the part he played, he was enabled to learn their personal impressions from all those figuring in this chronicle); and, lastly, documents that subsequently came into his hands.	У рассказывающего эту историю, понятно, тоже есть документы: в первую очередь его личное свидетельство, потом свидетельства других, поскольку в силу своего положения ему пришлось выслушивать доверительные признания всех персонажей этой хроники, наконец, бумаги, попавшие в его руки.
He proposes to draw on these records whenever this seems desirable, and to employ them as he thinks best.	Он намерен прибегать к ним, когда сочтет это необходимым, и использовать их так, как ему это удобно.

Читать дальше