Мэри Райнхарт - Альбом [английский и русский параллельные тексты]

When by the additions I have mentioned or for other reasons this in the past has been found threatened, a campaign of tree and shrubbery planting has at once been instituted; so that for more than half the year, save for certain weak spots in our defenses, we resemble nothing so much as five green-embattled fortresses. Когда из-за пристроек или по каким-либо другим причинам этому уединению стала грозить опасность, жители тут же начали кампанию по посадке деревьев и кустов и таким образом менее чем за полгода превратили наши дома в пять окруженных зеленью крепостей. We have these weak spots, however. Но эти крепости имели слабые места. One window of my own bedroom, for example, still commands an excellent view of certain parts of the house on our right, and from the end of our guest wing we have more than a glimpse of the one on the left. Из одного окна моей спальни были прекрасно видны некоторые части дома, находящегося рядом с нашим с правой стороны. А из крыла, где были комнаты для гостей, можно было наблюдать за домом слева. Both of which outlook posts, as well as the ones upstairs which command our own garage, were to play their own part in our tragedies. Оба эти наблюдательных поста, как и окно наверху, из которого был виден наш гараж, сыграли свою роль в будущих трагедиях.

But in the main, until Thursday August the eighteenth of last year at four-o'clock in the afternoon, each of the five houses had successfully for forty years or more preserved its seclusion and its slightly arrogant detachment from the others and from the world; had been neighborly without being intimate, had fought innovation to the last ditch-Helen Wellington maintaining that the last hatpin in the world with a butterfly top was the one Lydia Talbot still wore-and was still placidly unaware of much more of the living world than it could see through the gate onto Liberty Avenue.	Но до 18 августа прошлого года наши пять домов успешно пользовались своим уединением сорок или более лет. Люди жили своей жизнью, поддерживая добрососедские отношения, но не вмешиваясь в чужую жизнь и не пуская в свою, решительно выступая против всяческих нововведений. Они знали о жизни соседей только по тем событиям, которые можно было наблюдать через ворота, выходившие на Либерти-авеню. Хелен Веллингтон утверждала, что заколка с бабочкой, которой Лидия Тэлбот прикалывала тогда свою шляпу, была последней такой заколкой во всем мире и являлась антиквариатом.
My mother and I live in the center house, and thus almost directly face the little Common and the gate beyond it.	Мы с мамой жили в центральном доме, и поэтому наши окна смотрели почти прямо на ворота и общественный выгон.
Mother is still in deep mourning for my father, who has been dead for twenty years, and later on, when things began to happen, I was shocked to hear her described as the eternal widow draped in cr?pe, and myself as a youngish spinster-at twenty-eight!-who had been abnormally repressed and was therefore by intimation more or less psychopathic as a result.	Мама все еще носила глубокий траур по отцу, умершему двадцать лет назад. Позднее, когда начались эти ужасные события, я была шокирована, узнав, что ее называют вечной вдовой, укутанной в креп, а меня - молоденькой старой девой, затюканной матерью и поэтому психически неуравновешенной. И это в двадцать восемь лет!
This was the same tabloid which as our murders went on discovered that there were exactly thirteen people living on the Crescent, not counting the servants, and under the title The Unlucky Number ran an article a day for thirteen days on one or the other of us.	Из газеты бульварного толка, таким образом нас охарактеризовавшей, я также узнала, что в Полумесяце жило всего тринадцать человек, не считая слуг. Поэтому в течение тринадцати дней газета публиковала под рубрикой "Несчастливое число" статьи о каждом из нас.
Yet the fact remains that of all the five houses along the Crescent ours was later proved to be the most normal, although we were to have our fair share of trouble and even horror.	Тем не менее впоследствии было доказано, что из всех пяти домов Полумесяца наш оказался самым нормальным, хотя мы тоже пережили свои неприятности и ужас происходившего.
And that the next in normality and the first in peaceful and ordered living was the Lancaster house next door to us; until on that August afternoon last year old Mrs. Lancaster was murdered in such hideous fashion.	После нашего самым спокойным домом считался соседний дом, где жила семья Ланкастеров. Но это было до событий того прошлогоднего августовского дня, во второй половине которого миссис Ланкастер, пожилая женщина, была убита таким страшным способом.
The Lancaster house lay to the right of us.	Дом Ланкастеров находился справа от нас.
The family consisted of old Mr. Lancaster, his wife, a bedridden invalid, and his two stepdaughters, Emily and Margaret.	Семья состояла из мистера Ланкастера, его жены-инвалида, не покидавшей своей постели, и двух падчериц, Эмили и Маргарет.
But so long ago had this second marriage taken place that no one seemed to remember the fact; not even the stepdaughters themselves, now staid middle-aged women.	Миссис Ланкастер вышла во второй раз замуж так давно, что никто об этом и не вспоминал, в том числе сами падчерицы, которые стали уже женщинами средних лет.

They were devoted to their stepfather, whose name they had taken, and the entire life in the house centered on the small, rather dominant and not too agreeable elderly invalid in her wide bed on the second floor.	Они были бесконечно преданы своему отчиму, имя которого носили, и вся жизнь в доме крутилась вокруг маленькой, но властной пожилой больной женщины, лежавшей в широкой кровати в спальне на втором этаже.
Beyond the Lancaster house and nearest the gate on its side was the Talbots', and we had known them so long that Mrs. Talbot's eccentricity was as much a part of her as her fall collection of dahlias or her ancient faded sables.	За домом Ланкастеров, ближе к воротам, находился дом Тэлботов. Мы знали их так давно, что эксцентричность миссис Тэлбот нас совершенно не удивляла, так же как и ее прекрасные георгины и старинные выцветшие соболя.
Her mania, if one may call it that, was in locking everything up and keeping the keys.	У нее была мания, если это можно так назвать, все запирать и носить ключи с собой.
Miss Mamie, our local visiting dressmaker, said that she sat all day crocheting with these keys in her lap, and so she was constantly having new fronts put in her dresses!	Мисс Мейми, наша местная портниха, рассказывала, что миссис Тэлбот целый день сидит с ключами на коленях и вяжет, поэтому ей очень часто приходится менять переднюю часть платьев, которую та протирает ключами!
She was a big woman with a faint mustache and a booming voice, all of which made her peculiarity more marked.	Мисс Тэлбот была крупной женщиной с небольшими усиками и громовым голосом, что делало эту ее странность в отношении ключей более заметной.
But as I say, habit had accustomed us to it, and the only time we ever remembered it was when she went asleep on her good ear and so could not admit her son George when she was out late at night.	Но, как я уже сказала, мы привыкли ко всему этому и вспоминали о ее странности только тогда, когда она спала на своем здоровом ухе - одно ухо у нее ничего не слышало - и не впускала сына Джорджа, когда тот поздно приходил домой.
Then it was necessary for her sister-in-law, Lydia, to rouse her and get a key.	В таких случаях сестра ее мужа, мисс Лидия, должна была будить миссис Тэлбот и брать у нее ключи.
She would come down, her spit curls stiffly set and tied with a bandage, and admit him.	Лидия спускалась вниз и впускала Джорджа.
Or if she too did not waken George would try the rest of us.	А если и Лидия не просыпалась, он шел ночевать к кому-либо из нас.
There was hardly a house in the Crescent which had not given him a bed on one night or another when she was unable to awaken his mother, or when he had decided not to let him in at all.	В Полумесяце не было ни одного дома, где бы Джордж не проводил ночь, если его мать нельзя было разбудить или если она решала не впускать его в дом.
The fact remains, however.	У них существовало определенное правило в отношении ключей.
The moment George Talbot left his bedroom its door was locked and the key taken to the old lady; and the same thing was done by Lydia Talbot, a perfect specimen of the dependent female of the nineties.	Как только Джордж выходил из спальни, дверь в комнату запиралась и ключ передавался старой леди. То же самое делала и Лидия Тэлбот, типичный представитель зависимой женщины конца прошлого века.
Even the servants on their way downstairs left their keys in a basket outside her door, and a very good housemaid was dismissed once for forgetting to do so.	Даже слуги, спускаясь вниз, оставляли ключи от своих дверей в корзинке, стоявшей в коридоре. Одна очень хорошая горничная была уволена за то, что забыла это сделать.

Читать дальше