LibCat » Книги » Проза » Классическая проза » Оноре Бальзак - Шагреневая кожа - английский и русский параллельные тексты

Оноре Бальзак - Шагреневая кожа - английский и русский параллельные тексты

Здесь есть возможность читать онлайн «Оноре Бальзак - Шагреневая кожа - английский и русский параллельные тексты» — ознакомительный отрывок электронной книги совершенно бесплатно, а после прочтения отрывка купить полную версию. В некоторых случаях можно слушать аудио, скачать через торрент в формате fb2 и присутствует краткое содержание. Жанр: Классическая проза, на русском языке. Описание произведения, (предисловие) а так же отзывы посетителей доступны на портале библиотеки ЛибКат.

Читать книгу

Название:
Шагреневая кожа - английский и русский параллельные тексты
Автор:
Оноре де Бальзак
Жанр:
Классическая проза / на русском языке
Год:
неизвестен
ISBN:
нет данных
Рейтинг книги:
4 / 5. Голосов: 1
Избранное:

Добавить в избранное
Отзывы:
Написать комментарий
Ваша оценка:
- 80
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5

Шагреневая кожа - английский и русский параллельные тексты: краткое содержание, описание и аннотация

Предлагаем к чтению аннотацию, описание, краткое содержание или предисловие (зависит от того, что написал сам автор книги «Шагреневая кожа - английский и русский параллельные тексты»). Если вы не нашли необходимую информацию о книге — напишите в комментариях, мы постараемся отыскать её.

Можно ли выиграть, если заключаешь сделку с дьяволом? Этот вопрос никогда не оставлял равнодушными как писателей, так и читателей. Если ты молод, влюблен и честолюбив, но знаешь, что все твои мечты обречены из-за отсутствия денег, то можно ли устоять перед искушением расплатиться сроком собственной жизни за исполнение желаний?

Шагреневая кожа - английский и русский параллельные тексты — читать онлайн ознакомительный отрывок

Ниже представлен текст книги, разбитый по страницам. Система сохранения места последней прочитанной страницы, позволяет с удобством читать онлайн бесплатно книгу «Шагреневая кожа - английский и русский параллельные тексты», без необходимости каждый раз заново искать на чём Вы остановились. Поставьте закладку, и сможете в любой момент перейти на страницу, на которой закончили чтение.

Тёмная тема

Шрифт:

↓

↑

Сбросить

Интервал:

↓

↑

Закладка:

Сделать

There would be more relish for me in bliss that all others envied.	Становясь предметом всеобщей зависти, мое блаженство приобретает для меня особую сладость.
If my mistress does nothing that other women do, and neither lives nor conducts herself like them, wears a cloak that they cannot attain, breathes a perfume of her own, then she seems to rise far above me. The further she rises from earth, even in the earthlier aspects of love, the fairer she becomes for me.	Если моя любовница в своем быту отличается от других женщин, если она не ходит пешком, если живет она иначе, чем они, если на ней манто, какого у них быть не может, если от нее исходит благоухание, свойственное ей одной, - она мне нравится гораздо больше; и чем дальше она от земли даже в том, что есть в любви земного, тем прекраснее становится она в моих глазах.
"Luckily for me we have had no queen in France these twenty years, for I should have fallen in love with her.	На мое счастье, во Франции уже двадцать лет нет королевы, иначе я влюбился бы в королеву!
A woman must be wealthy to acquire the manners of a princess.	А чтобы иметь замашки принцессы, женщине нужно быть богатой.
What place had Pauline among these far-fetched imaginings?	При таких романтических фантазиях чем могла быть для меня Полина?
Could she bring me the love that is death, that brings every faculty into play, the nights that are paid for by life?	Могла ли она подарить мне ночи, которые стоят целой жизни, любовь, которая убивает и ставит на карту все человеческие способности?
We hardly die, I think, for an insignificant girl who gives herself to us; and I could never extinguish these feelings and poet's dreams within me.	Ради бедных девушек, отдающихся нам, мы не умираем. Такие чувства, такие поэтические мечтания я не могу в себе уничтожить.
I was born for an inaccessible love, and fortune has overtopped my desire.	Я был рожден для несбыточной любви, а случаю угодно было услужить мне тем, чего я вовсе не желал.
"How often have I set satin shoes on Pauline's tiny feet, confined her form, slender as a young poplar, in a robe of gauze, and thrown a loose scarf about her as I saw her tread the carpets in her mansion and led her out to her splendid carriage!	Как часто я обувал в атлас крохотные ножки Полины, облекал ее стройную, как молодой тополь, фигуру в газовое платье, набрасывал ей на плечи легкий шарф, провожал ее, ступая по коврам ее особняка, и подсаживал в элегантный экипаж!
In such guise I should have adored her.	Будь она такой, я бы ее обожал.
I endowed her with all the pride she lacked, stripped her of her virtues, her natural simple charm, and frank smile, in order to plunge her heart in our Styx of depravity that makes invulnerable, load her with our crimes, make of her the fantastical doll of our drawing-rooms, the frail being who lies about in the morning and comes to life again at night with the dawn of tapers.	Я наделял ее гордостью, которой у нее не было, отнимал у нее все ее достоинства, наивную прелесть, врожденное обаяние, простодушную улыбку, чтобы погрузить ее в Стикс наших пороков и наделить ее неуязвимым сердцем, чтобы приукрасить ее нашими преступлениями и сделать из нее взбалмошную салонную куклу, хрупкое создание, которое ложится спать утром и оживает вечером, когда загорается искусственный свет свечей.
Pauline was fresh-hearted and affectionate-I would have had her cold and formal.	Полина была воплощенное чувство, воплощенная свежесть, а я хотел, чтобы она была суха и холодна.

"In the last days of my frantic folly, memory brought Pauline before me, as it brings the scenes of our childhood, and made me pause to muse over past delicious moments that softened my heart. I sometimes saw her, the adorable girl who sat quietly sewing at my table, wrapped in her meditations; the faint light from my window fell upon her and was reflected back in silvery rays from her thick black hair; sometimes I heard her young laughter, or the rich tones of her voice singing some canzonet that she composed without effort.	В последние дни моего безумия память воскресила мне образ Полины, как она рисует нам сцены нашего детства. Не раз я был растроган, вспоминая очаровательные минуты: то я снова видел, как эта девушка сидит у моего стола за шитьем, кроткая, молчаливая, сосредоточенная, а на ее прекрасные черные волосы ложится легким серебристым узором слабый дневной свет, проникающий в мое чердачное окно; то я слышал юный ее смех, слышал, как своим звонким голосом она распевает милые песенки, которые ей ничего не стоило придумать самой.
And often my Pauline seemed to grow greater, as music flowed from her, and her face bore a striking resemblance to the noble one that Carlo Dolci chose for the type of Italy.	Часто моя Полина воодушевлялась за музыкой, и тогда она была поразительно похожа на ту благородную головку, в которой Карло Дольчи хотел олицетворить Италию.
My cruel memory brought her back athwart the dissipations of my existence, like a remorse, or a symbol of purity.	Жестокая память вызывала чистый образ Полины среди безрассудств моего существования как некий укор, как образ добродетели!
But let us leave the poor child to her own fate.	Но предоставим бедную девочку собственной ее участи!
Whatever her troubles may have been, at any rate I protected her from a menacing tempest-I did not drag her down into my hell.	Как бы она потом ни была несчастлива, я по крайней мере спас ее от страшной бури - я не увлек ее в мой ад.
"Until last winter I led the uneventful studious life of which I have given you some faint picture.	До прошлой зимы я вел спокойную и трудовую жизнь, слабое представление о которой я попытался тебе дать.
In the earliest days of December 1829, I came across Rastignac, who, in spite of the shabby condition of my wardrobe, linked his arm in mine, and inquired into my affairs with a quite brotherly interest.	В первых числах декабря тысяча восемьсот двадцать девятого года я встретил Растиньяка, и, несмотря на жалкое состояние моего костюма, он взял меня под руку и осведомился о моем положении с участием поистине братским.
Caught by his engaging manner, I gave him a brief account of my life and hopes; he began to laugh, and treated me as a mixture of a man of genius and a fool. His Gascon accent and knowledge of the world, the easy life his clever management procured for him, all produced an irresistible effect upon me.	Тронутый этим, я рассказал ему вкратце о своей жизни, о своих надеждах; он расхохотался и сказал, что я и гений и дурак; его гасконская веселость, знание света, богатство, которым он был обязан своей опытности, - все это произвело на меня впечатление неотразимое.
I should die an unrecognized failure in a hospital, Rastignac said, and be buried in a pauper's grave.	Растиньяк утверждал, что я умру в больнице непризнанным простофилей, он уже провожал мой гроб и хоронил меня в могиле для нищих.
He talked of charlatanism.	Он заговорил о шарлатанстве.
Every man of genius was a charlatan, he plainly showed me in that pleasant way of his that makes him so fascinating.	С присущим ему остроумием, которое придает ему такое обаяние, он доказывал, что все гениальные люди - шарлатаны.
He insisted that I must be out of my senses, and would be my own death, if I lived on alone in the Rue des Cordiers.	Он объявил, что я могу ослепнуть или оглохнуть, а то и умереть, если по-прежнему буду жить в одиночестве на улице Кордье.