Тело стало чужим, но это случилось уже давно. Перед отъездом домой из больницы Руфь взвесилась на ржавых весах, стоявших в общей ванной комнате. С натяжкой можно было сказать, что она весит сорок шесть килограммов. Хуже было то, что из-за наложенных швов она не могла ни сесть, ни разогнуться. Акушерка сказала, что это нормально. Через это прошли многие женщины.
Руфь пыталась запомнить, что надо будет сказать, если мать с Эмиссаром захотят навестить ее. Но ничего не получалось. Слова менялись в зависимости от настроения.
С большим трудом она кипятила все, что ребенку предстояло надеть или взять в рот, это она знала из книг. Когда мальчик спал, она тоже ложилась. Но ей редко удавалось заснуть, она лежала и ждала, когда Уве вернется домой.
Через несколько дней ее мысли, несмотря ни на что, прояснились. Тоска по городу, мольберту и беспечной грусти, какую она испытывала в своей комнате, была такой сильной, что Руфи казалось, будто у нее кто-то умер.
Отец Уве приехал, чтобы взглянуть на внука. Он прожил у них несколько дней, и за ним приходилось ухаживать. Он был вдовец.
У Руфи не хватало молока, и мальчик все время плакал. Отец Уве считал, что она сама в этом виновата:
— Какое молоко может быть у женщины, которая ничего не ест. Все очень просто. Нечего модничать, надо есть!
— Не говори глупостей, отец, Руфь ест столько, сколько может. Дело не в этом, — защищал ее Уве.
Этот разговор заходил всякий раз, как малыш начинал плакать, у Руфи не было слов в свою защиту. Но иногда у нее перед глазами вставало испорченное пальто матери, на котором они тащили ее домой после выкидыша. Хорошо хоть, что с нею самой такого не случилось.
* * *
Было холодное, темное утро, и они стояли, склонившись над ней. Говорили о ней, трогали ее, словно она уже умерла. Жар и холодный пот. На окне — иней. Пар.
Пришел местный врач, чтобы осмотреть ее. Он дал ей освобождение от работы, хотя нужды в этом не было — Руфь и так была освобождена на время кормления, но освободить ее от домашних обязанностей не мог никто.
Руфь охватила слабость, когда она увидела мать, появившуюся в дверях спальни. Ее даже пот прошиб. Она поняла, что Уве вызвал мать по телефону.
— Я могла бы приехать и раньше, если бы знала, что тебе нужна моя помощь, — тихо сказала мать и начала расчищать себе путь к детской кроватке.
Руфь не успела ей ответить. Мальчик заплакал, и мать взяла его на руки, разглядывая так, словно он был с другой планеты. Это подействовало на него так же, как когда-то действовало на Йоргена и Руфь. Он замолчал.
Не было ни упреков, которых боялась Руфь, ни разговоров о еде и грудном молоке. Мать перепеленала малыша, подогрела бутылочку с детским питанием и почти бесшумно прибралась в комнате. Заодно с детскими вещами выстирала тренировочный костюм Уве. Вручную. Стиральной машины у Руфи не было, потому что все деньги ушли на дорогую моторную лодку для Уве.
Вечером через открытую дверь спальни Руфь слышала разговор матери с Уве.
— Почему вы не отложили денег на стиральную машину, ведь знали же, что будет малыш?
— Нужно было столько всего купить. Мебель и всякое такое. Сама понимаешь.
— Вам следовало купить стиральную машину, а не лодку.
— Дорогая моя, ты живешь на Острове и должна понимать, что значит для человека иметь лодку. Плавать куда хочется, ловить рыбу, чувствовать себя свободным.
— Ты учитель, а не рыбак. Ты должен был купить стиральную машину.
— Мы купим, вот станет немного полегче с деньгами, и купим.
— Когда?
— Может быть, в том месяце.
Руфь знала, что выплаты за лодку кончатся еще не скоро. Но почему-то ее это не трогало. Как и то, что Уве уходит по вечерам.
Он вернулся, как всегда, очень поздно. Тошнотворный запах табака и алкоголя заполнил комнату.
Когда он заметил, что она не спит, он обнял ее и попытался поцеловать.
— Не сердись, — прогнусавил он.
— Я не сержусь.
— Пай-девочка, — сказал он и через минуту заснул.
Утром мать разбудила Уве, чтобы он не опоздал в школу. Из кухни доносился запах кофе. Когда мать вошла в комнату с подносом, на котором стояла чашка кофе и тарелочка с бутербродом, Руфь заплакала.
— Спасибо, мама. Ты так добра ко мне. Я этого не заслужила.
— Какие глупости! — мягко сказала мать, взяла плачущего малыша из кроватки и закрыла за собой дверь.
* * *
Действительность змеей вползла в сон и вытащила Руфь из теплой кровати.
— Нет, его будут звать не Йорген. Его будут звать Тур. Он будет тем, кто он есть.
Читать дальше