Хербьёрг Вассму - Седьмая встреча

Она спустила ноги на пол и собрала все волосы на одну сторону. С того бока, на котором она лежала, они были влажные. От влетавшего в окно ветра вспотевшая кожа покрылась пупырышками.

Мастерская служила Майклу одновременно и гостиной, и кухней, и спальней. Мойка, газ, стол. Складные стулья и два старых кресла, из которых торчали пружины. Мольберты. Картины, стоявшие вдоль стен. Большая столешница, положенная на козлы, была завалена тюбиками, стаканами, кистями. Пятна масляной краски, покрытые сетью трещин. Запах скипидара, грязного белья и старого кофе. Пива. И еще этот главный запах, который был повсюду, и дома, и на улице. Запах людей и их историй, слоями лежавших друг на друге.

Руфь все еще была во власти сна. Страшного. Но все-таки только сна. Она подошла к крану и напилась воды, потом вернулась к кровати и легла рядом с Майклом. Во сне он повернулся к ней и обнял. Он был сухой и теплый. Ей хотелось забыть свой сон. Сегодня мне хочется быть такой же счастливой, как вчера, думала она.

И тут же она услыхала колокольный звон. Многоголосый. Тяжелый и легкий, высокий и низкий. «Ру-у-уфь! Ру-у-уфь!» — звал он.

Майкл объяснял, приводил разумные доводы, но она не сдалась, пока он не проводил ее на телеграф и не помог ей позвонить в контору к дяде Арону. Теперь дядя Арон ведал сельской кассой.

У них не было номера телефона, поэтому даже у Майкла возникли сложности — телефонистка за стойкой никак не могла понять, куда им нужно позвонить. Руфь так устала от этого, что ее охватил гнев. Но это не помогло, телефонистку раздражал ее ломаный английский. Наконец связь была установлена, и им было велено ждать на линии.

Они бесконечно долго сидели на обитом кожей диване в зале ожидания, люди приходили и уходили. Наконец Руфь оказалась в узкой кабине, где было нечем дышать. Она сняла трубку и сквозь свист услыхала голос дяди Арона.

— Дядя! Алло! Это Руфь! С Йоргеном все в порядке? Молчание. Только свист и шум, словно от ветра и волн.

— С Йоргеном все в порядке? — повторила она.

— Нет, Руфь.

Голос дяди заполнил ей все ухо, прогрыз дыру в голове, спустился по горлу и тисками сжал грудь.

— Что с ним?

— Если можешь, приезжай домой. Ты нам нужна.

— Он болен?

— Он ужасно разбился.

— Он в больнице?

— Хуже. Мы не можем…

Связь прервалась. Руфь опустила трубку и смотрела, как она раскачивается, описывая то круги, то восьмерки. Качаясь то вперед, то назад. Наконец Руфь выбралась из кабины. Майкл зашел в кабину и повесил трубку на место.

Последнее, что помнила Руфь, перед тем как поднялась на борт самолета, был запах скипидара и табака. Лицо Майкла уже исчезло, а может, слилось с его белой полотняной курткой.

Когда самолет поднялся в воздух, Руфь подумала, что Йоргену теперь лучше, чем было раньше. Остаток полета прошел в бесконечной пустоте. Один раз она вспомнила, как страшно ей было лететь в Лондон. Теперь она всем своим существом помогала самолету лететь быстрее.

Наконец самолет приземлился после последней остановки, и пока Руфь ждала свой чемодан, ей показалось, что кто-то из толпы окликнул ее по имени. Но она так спешила на пароход, идущий на Остров, что даже не оглянулась.

Уже поднимаясь по трапу, она поняла, что что-то не так. Карл, возившийся с канатом, не поздоровался с ней. Он как будто не заметил ее. Может быть, Йорген лежит в больнице в городе, и она напрасно едет домой?

— Что с Йоргеном? — спросила она.

Но Карл отвернулся, словно она была пустым местом. Спрашивать у других было бесполезно — никто не хотел с ней разговаривать.

Чувство, что все это происходит еще во сне и надо только подождать, заставило ее остаться на палубе. Руфь села на ящик со спасательными поясами. Она чувствовала себя невидимкой, каким-то привидением, которого все сторонятся, чтобы случайно, пройдя сквозь него, не столкнуться с чем-то худшим.

То же продолжалось и дома, на пристани. Никто с ней не поздоровался. Она поставила свои вещи к стене склада и побежала вверх по склону. Да уезжала ли она когда-нибудь отсюда или только внушила себе, что уезжала? Когда она в последний раз бежала по этой дороге? Сто лет назад?

Мать стояла спиной к двери. Она не могла не слышать, как вошла Руфь, но не обернулась. Эмиссар пустыми глазами посмотрел на дочь и протянул ей руку. И тут же с рыданием рухнул на табурет.

Кофейник стоял на плите, пахло подгоревшим кофе. На носике кофейника темнели коричневые пятна.

— Где Йорген? — запыхавшись, спросила Руфь.