Хербьёрг Вассму - Седьмая встреча

К ней приближались очертания двух людей в форме, от которых исходила угроза. Они посадили ее. От одного пахло выхлопными газами. Он слегка встряхнул Руфь. Она хотела попросить его уйти, но голос ей не повиновался.

К ним подошел еще один снеговик. Его голова нависла над ней. Неестественно большая. Руфь закрыла глаза, потом медленно снова открыла их. Это был он! Из всех снеговиков, которыми Бог хотел бы напугать ее, он выбрал именно этого.

Неужели ее проклятому унижению никогда не будет конца? Даже в аду Эмиссара? Или это АГ принял облик Горма, чтобы сделать ее позор более мучительным? Он наклонился над ней. Ее охватила невыносимая унизительная тошнота.

— Бутылки пусты. Но она могла принять таблетки или еще что-нибудь, — сказал один из снеговиков.

— Вызовем врача? — предложил другой.

— Руфь, родная, скажи, что ты приняла? — Его голос окутал ее защитным одеялом.

Она открыла рот, чтобы попросить его не смотреть на нее, но не смогла.

— Не оставляй меня, слышишь? Не оставляй меня! Скажи, что ты приняла? — снова услыхала она и почувствовала на себе его руки.

Мало того, что случилось, так еще и Горм здесь, с удивлением подумала она, но неудержимая радость уже разлилась по ее измученному телу.

— Только вино, — с трудом выговорила она.

— Этот господин думал, что речь идет о несчастном случае. Просим прощения.

Снеговики в форме показали свои жетоны и удалились в сопровождении снеговика, на котором формы не было.

Она пыталась собрать остатки чувства собственного достоинства, но комната качалась у нее перед глазами. Окна на потолке погрузились в пучину. По рукам и плечам Горма текла вода. Брызги летели на шелковое платье из Малайзии и на персидский ковер от торговца коврами на Бюгдё Алле.

Двое в форме перестали быть снеговиками, они растаяли. Она слышала, как они говорили, что это не их дело. Служба безопасности или полиция не занимаются пьяными женщинами. Но один из них все-таки вернулся с ведерком воды и тряпкой. Она догадалась, что он решил вытереть пол. Горм обнимал ее, хотя от нее воняло блевотиной. Сейчас ей не хватало только заплакать.

— Желаем поскорей прийти в себя. Вы не против, чтобы этот человек остался у вас? — услыхала она.

— Нет, — насколько могла отчетливо произнесла Руфь.

Горм! Она чувствовала, как он поднял ее и положил на старый диванчик, стоявший в мастерской еще с того времени, когда она училась в Академии. Влажная тряпка осторожно протерла ей лицо и грудь, потом он помог ей снова склониться над ведром.

— У тебя здесь есть где-нибудь кровать? Тебе сейчас лучше лечь в кровать, — тихо сказал он.

Она не смогла ответить, она лежала на спине с закрытыми глазами. Было так тихо. Она слышала, как он ходит по комнате. Потом свет, к счастью, заслонили.

Руфь не знала, сколько прошло времени. Горм снова подошел к ней, он был без пиджака. Чем ниже склонялось над ней его лицо, тем больше оно становилось.

Глаза! В них можно было плавать. Неподвижная морская вода над белым песком. Если бы Руфь была способна протянуть руки, она поплыла бы сама собой.

— Тебе лучше?

Она кивнула, глотнув воздух. Нельзя, чтобы унижение все сейчас испортило. Ведь он наконец-то здесь, подумала она и взлетела к окнам в потолке. Им нельзя доверять. Они могут упасть и раздавить их обоих. Потому что они слишком большие. Столяр тоже так считает. Городской архитектор никогда бы не утвердил такие большие окна, сказал он.

Руфь попыталась сказать, что Горм должен поднять их на место. Окна. Может, он вызовет кого-нибудь и попросит поднять их на место?

— С улицы их не видно, к тому же они всегда были такие.

— Конечно, — сказал Горм и закатал рукава рубашки.

Сразу после этого, а может быть вовсе и не сразу, она поняла, что он поддерживал ее, пока она пила молоко. Потом ее снова вырвало.

— Это лекарство. Противоядие, — сказал он, словно был врачом.

Неужели он снова будет оперировать Тура? Нет. На нем белая рубашка. А хирурги были зеленые. Зеленые, как мята.

Руфь послушно пила молоко. Медленно. Крохотными глоточками. Потом лежала неподвижно, стараясь побороть тошноту.

Она слушала, как Горм с чем-то возится вдали. Потом он пришел к ней вместе с бабушкой. От него и от бабушки пахло зеленым мылом. У Руфи стучали зубы. Она чувствовала его руки. Теплые. И черный шерстяной плед. От пледа пахло влагой. Но тут уже ничего не поделаешь. Потом он дал ей воды. Кока-колы. И опять воды.

Она проснулась от безжалостного дневного света. С трудом повернула гудящую голову. В комнате его не было! Ее охватил страх. Она села. Кое-как добралась до коридора. Его башмаки! В прихожей. Кажется, на кухне кто-то есть? Запах кофе? Глубоко вздохнув, она, держась за стены, дошла до уборной, избегая смотреть на себя в зеркало. Все делалось медленно, но делалось. Он все еще был здесь.