Хербьёрг Вассму - Седьмая встреча

Шкура далматинца лежала свернутая в платяном шкафу. Она достала ее и развернула на кровати. Какая красивая! Руфь погладила ее обеими руками. Но, чувствуя под пальцами мягкую шерсть, она думала не о Йоргене. И не о Майкле. А о Горме.

Она узнала его, как только вошла в калитку. Он стоял на крыльце веранды в белой рубашке, с длинными вьющимися волосами. Она положила руки ему на бедра, опустилась вместе с ним на край кровати, закрыла глаза и почувствовала на своих губах его губы. Кончиками пальцев он ласкал ее шею.

Тур забрался на стул, но она даже не заметила этого. В конце концов он упал, ушибся о кровать и заплакал. Она села рядом с ним и нежно подула ему в лицо. Это была игра, против которой он редко мог устоять. Сначала он перестал плакать, потом замер, наслаждаясь ее дыханием, и его ресницы задрожали. Она поняла, что победила.

Они пошли на кухню, и она приготовила им завтрак. Бутерброды с паштетом и сыром. Пока Тур ел и болтал на своем нехитром языке, Руфь вдруг подумала, что он очень похож на Йоргена. Но он не Йорген. Он ее счастливый билет — безупречное существо, которое она родила. Но он также сын Уве. Его трофей и гордость.

После завтрака она перенесла кисти и краски в гостиную. Там было больше места и света. Потом она помогла Туру построить мост для его автомобилей. Он громко разговаривал сам с собой, гудел, как автомобили, и возил свои машины среди кубиков. Пожарная машина никак не могла проехать — путь ей загородил какой-то нелепый грузовик. Подражая Уве, Тур велел грузовику «исчезнуть» и провел пожарную машину почти вплотную к нему.

Руфь натянула холст на подрамник. Он оказался слишком велик. Такой формат все задавит, подумала она. И, тем не менее, приготовилась писать. В конце концов, все это только вопрос ремесла. Майкл научил ее быть точной.

Представив себе картину в цвете, она обрела уверенность. Словно ей предстояло сдать экзамен на мастерство. Горм был рядом, но не мешал ей писать, и это пьянило ее. Она позволила ему беспрепятственно прикасаться к ее коже. Чувствовала его руки. Она не заметила, как прошел час.

Что он вчера сказал? Что она должна быть с ним? Неужели это серьезно? Или это были только слова? Может, нужно взять Тура и уехать к нему? «Вот я и приехала», — сказала бы она. Как бы он, интересно, к этому отнесся?

Нет. Она знала из газет, что после смерти отца он возглавил фирму. Подобные люди всем девушкам говорят такие слова и забывают о них на другой день. Он наверняка привык получать все, что пожелает.

И снова она пережила то мгновение: они танцевали, он снял очки, положил их в нагрудный карман и прижал ее к себе. Руфь закружилась по гостиной, и Тур смеялся, потому что маме так весело. Она кружилась, а он благодарил ее своим погасим смехом. У Горма такие сильные руки, они прижимали ее к его крепкому телу так страстно, что у нее перехватило дыхание.

Руфь достала из шкафа свое красное платье и понюхала его. Он обнимал ее. И платье еще хранило его слабый запах. Он напомнил ей о бабушке. Но это было совершенно другое. Что-то незаслуженное. Тайный подарок судьбы.

Вечером, уложив Тура, Руфь открыла бутылку вина и снова подошла к мольберту.

Было светло, и все-таки она придвинула поближе торшер, стоявший в углу рядом с диваном. От его света на потолок и стены легли молочно-голубые тени. Это ей было ни к чему. Но изменить что-либо было не в ее силах.

Правда, можно затемнить грунт, но это вряд ли поможет. Картина исчезнет, или у нее пропадет желание работать. Она начнет думать о том, что Горм не имел в виду ничего серьезного, и перестанет ощущать его всей кожей.

Руфь выдавила на палитру цинковые белила рядом с черной и розовой красками.

За вечер на холсте вырисовался мотив, не имевший за собой никакого заднего плана. Руфь не замечала, как идет время. Далматинец летел на нее, вытянув вперед передние лапы. Большая пасть с грозными зубами улыбалась ей с холста. Где он был? В воздухе или на земле?

Руфь схватила тюбик синей, шлепнула на палитру рядом с белилами побольше краски. И двинулась на встречу с далматинцем.

Он пришел к ней ночью. Теплый, большой зверь. Она целиком спряталась под ним. Золотисто — белым, мягким и тугим, с черными тенями по всему телу.

Они лежали под высоким небом, тесно прижавшись друг к другу, над ее горлом была его разинутая пасть. Дыхание далматинца было надежным и близким, он осторожно поднял ее, и они вместе понеслись прочь.

Мимо них летели облака, и воздух взрывался тысячью красок. Дерзкий розовый переходил в теплый ализарин. Вот чего мне не хватает, думала она.