Андрэ Моруа - Письма незнакомке

– Что вы хотите, чтобы я вам ответил, Сабина?… А вы? Вы счастливы?

– Очень… Как и вы, мой бедный друг, счастлива до отчаяния… Вот по этой тропинке?… Я могу быть откровенна с вами… Долгое время я желала только одного: смерти… Теперь уже лучше… Смиряюсь… Вы тоже.

– Какая вы прозорливая, Сабина…

– Не забывайте, что я вас когда-то любила, Антуан… А это делает проницательной… Помогите-ка мне. Склон такой крутой… Скажите, Антуан, когда вы раскусили Франсуазу?… Когда увидели ее такой, какова она в действительности?… Ведь до свадьбы да и потом вы были от нее без ума.

– Боюсь, что между нами возникло какое-то недоразумение, Сабина… Я бы хотел, чтобы вы поняли… Я и по сей день еще очень сильно привязан к Франсуазе… Да что там, слово привязан – нелепое, не выражающее сполна… Я люблю Франсуазу… Но, как вы и говорили, два первых года совместной жизни были годами настоящего обожания, любви, которую я имел все основания считать взаимной.

– Ах так!..

– Что значит это ах так?… Нет, Сабина, это уж слишком… Вам не лишить меня моих воспоминаний… Франсуаза дала мне такие доказательства любви, что и самый слепой из мужчин не обманулся бы… Мы жили только друг для друга… Были счастливы лишь в уединении… Вы мне не верите?… Но, Сабина, я знаю, что говорю: это происходило со мной… А не с вами.

– Но я-то знала ее раньше вас, мой бедный друг… Я знаю вашу жену с детства. Я выросла вместе с нею и ее сестрой Элен… Как сейчас вижу Франсуазу во дворе лицея Святого Иоанна с ракеткой в руке… Она тогда сказала нам с Элен: «Я должна выйти за старшего из братьев Кене и выйду».

– Это невозможно, Сабина. Наше семейство всегда находилось в ссоре с семейством Паскаль-Буше, Франсуаза меня даже не знала… Мы встретились случайно, в семнадцатом году, когда я получил увольнительную после госпиталя.

– Случайно?… Видно, вы и впрямь так думали… Но я до сих пор слышу, как Элен объясняет мне… Правда в том, что, когда началась война, их отец, господин Паскаль-Буше, разорился… Он был прожигателем жизни и коллекционером, а эти два удовольствия недешево стоят… Дочери окрестили его Пашой, и он по праву носил это прозвище… Реставрация замка Флере окончательно разорила его… «Доченьки, – сказал он Элен и Франсуазе, – в наших краях только две возможности спасти положение: одной из вас выйти за Тианжа, а другой – за Кене». Обе они преуспели.

– Кто вам рассказал об этом?

– Я вам уже сказала: сами сестры.

– И вы меня не предупредили?

– Могла ли я выдать подругу… А кроме того, не хотелось лишить ее единственного шанса… Ведь на Франсуазе никто ни в Лувье, ни в Пон-де-Лёре не женился бы, разве что такой простодушный Дон Кихот, как вы… Не любили в Нормандии банкротов, и все тут.

– Но господин Паскаль-Буше не был банкротом…

– Верно, но почему?… Во время войны его поддержало правительство, и все благодаря его второму зятю, Морису де Тианжу, который был депутатом. А уж после войны… Вам лучше, чем кому бы то ни было, известно, что ему помог ваш дед. На это он и рассчитывал… Ах, снова этот божественный аромат… Видимо, до дома рукой подать… Остановитесь на минутку, Антуан, я запыхалась.

– Это оттого, что вы говорили, поднимаясь в гору.

– Дотроньтесь до того места, где у меня сердце, Антуан… Оно бьется, как сумасшедшее… Вот платок, вытрите губы… Женщины – жуткие создания, тотчас обнаруживают следы губной помады… Нет, не своим платком! Узнается… Будь вы менее образцовым супругом, вы бы давно знали такие вещи… И отряхните пудру с левого плеча… Вот так… Теперь мы достойны того, чтобы выйти на свет.

Несколько минут спустя дамы нежно простились друг с другом, и гости уехали.

– Останьтесь, Женни!

Пока длился ленч, Женни Сорбье притягивала к себе всеобщее внимание и была неподражаема. Да и могло ли быть иначе при ее актерском таланте и сочинительском даре? Она делилась забавными случаями из жизни с неистощимым вдохновением рассказчицы. Очарованных ею сотрапезников Леона Лорана не отпускало ощущение, что они переживают неподвластное времени чарующее мгновение.

– Мне надо идти, уже почти четыре, а нынче среда… Вы же знаете, Леон, это день, когда я ношу фиалки своему поклоннику.

– Какая жалость! – воскликнул он звучным голосом, принесшим ему славу на сцене. – Но, зная ваше постоянство… не смею настаивать.

Женни расцеловалась на прощание с дамами, подставила щеку для мужских поцелуев и ушла. Стоило ей выйти, как зазвучал хор хвалебных отзывов в ее адрес: