Андрэ Моруа - Письма незнакомке

Так вот, антракт, артистическая гостиная, куда после овации вбегает Женни. Ее окружают. Она садится на банкетку рядом с Анри Сталем и со счастливым оживлением победительницы возбужденно говорит ему:

– О, Анри, милый… Вот я и выкарабкалась! Могу дышать… Вы видели, что со мной было три дня назад? Я дошла до точки… Уф! Дальше уж было некуда, разве что пойти ко дну. Я задыхалась… А нынче вечером… Оп! Рывок – и я выныриваю на поверхность!.. Анри, а если я пойду ко дну в последнем акте, если не смогу доплыть? Ах, Боже мой, Боже мой!

Появляется капельдинер и вручает ей цветы.

– От кого?… А, от Сен-Лу… Ваш соперник, Анри… Отнесите в мою уборную.

– Вам еще письмо, мадемуазель. – Капельдинер протягивает ей конверт.

– Это от одного лицеиста, – распечатав послание и засмеявшись, говорит она. – Он сообщает, что они в своем заведении основали клуб Женни.

– Да весь Жокей-клуб можно назвать клубом Женни, – отзывается Сталь.

– Лицеисты мне как-то больше по душе, – парирует она. – Этот, к примеру, заканчивает послание стихами… Послушайте, дорогой:

– Ну разве не прелесть?

– И что же, вы станете отвечать?

– Нет, конечно! Таких посланий я получаю по десяти на день. Если на все отвечать, пропадешь… Но это внушает мне уверенность в себе… Шестнадцатилетние почитатели еще долго будут мне верны.

– Не уверен… В тридцать они станут нотариусами.

– Но почему бы и нотариусам не оставаться моими поклонниками?

– Вам еще кое-что передали, мадемуазель. – Капельдинер протянул Женни дешевенький букетик фиалок.

– О, как это мило! Взгляните, Анри… А нет ли визитной карточки?

– Нет, мадемуазель… Швейцар сказал, что цветы оставил студент Высшей политехнической школы, о чем он догадался по его форменной одежде.

– Мои комплименты, дорогая, – произнес Анри Сталь. – Тронуть сердца этих иксов [41]не так-то легко.

Женни вдохнула аромат фиалок:

– Как дивно пахнут… Это единственные подношения, доставляющие мне удовольствие… Я не выношу публику зрелого возраста, глупую, самодовольную, которая в полночь приходит посмотреть, как я умираю, точно так же, как в полдень заявляется в Пале-Рояль послушать, как стреляют из пушки.

– Зрители – садисты, – подтвердил Сталь. – И всегда такими были… Взять хотя бы игрища в древнеримских цирках… Какой успех ждал бы актрису, вздумавшую проглотить сотню швейных иголок!

– А та, что проглотила бы швейную машинку, сразу бы взлетела на Олимп, – засмеявшись, подхватила Женни.

В эту минуту послышалось: «Начинаем второе действие!»

– Ну что ж, – поднялась она. – До скорого! Пойду проглочу сотню иголок.

Так, согласно рассказу Женни, началась эта история.

В следующую среду, во время последнего антракта улыбающийся капельдинер снова принес Женни букетик фиалок.

– Надо же, неужели снова мой студент?

– Да, мадемуазель.

– А каков он из себя?

– Не знаю, мадемуазель. Может, поинтересоваться у швейцара?

– Нет, это ни к чему.

На следующей неделе она не была занята в среду в спектакле, но когда в четверг явилась на репетицию, букет фиалок, на этот раз слегка увядших, дожидался ее в уборной. Уходя, она остановилась возле каморки швейцара.

– Бернар, а что, фиалки мне приносит один и тот же молодой человек?

– Да, мадемуазель… В третий раз.

– Каков он, этот студент?

– Славный такой… Даже очень… Тощий, впалые щеки, усталые глаза. Темные усики. Пенсне… и шпага на боку… вместе смешно смотрятся. Право, мадемуазель, у него такой влюбленный вид. Всякий раз, протягивая мне букет со словами «для мадемуазель Женни Сорбье», он краснеет…

– Почему же он всегда приходит по средам?

– Разве мадемуазель не знает?… В Политехнической школе в среду нет занятий. Оттого по средам партер и галерка полны студентами… И каждый приходит со своей девушкой.

– Мой тоже с девушкой?

– Да, но только это его сестра… Они поразительно похожи…

– Бедный мальчик! Будь я смелее, Бернар, то попросила бы вас пропустить его разок за кулисы, чтобы он мог самолично преподнести мне фиалки.

– А вот этого я вам делать не советую, мадемуазель… Эти театральные воздыхатели безопасны, пока их не замечаешь. Издали, из зала любуются актрисами, и с них этого довольно… Но стоит выказать им малейший знак внимания, от них уже не отвяжешься, они становятся невыносимыми… Дай им палец – они попросят ручку… Дай им ручку – попросят взять под локоток… Вы вот смеетесь, мадемуазель, а я по опыту знаю… Вот уже двадцать лет, как я на этом месте. Уж довелось повидать влюбленных – и девушек, и молодых людей… И пожилых господ… Цветы там, записки – это я всегда принимал, но позволять подняться наверх – извините!