Андрэ Моруа - Письма незнакомке

Примерно к этому времени им заинтересовалась миссис Пекс. Глэдис Ньютон Пекс была богатой и привлекательной американкой, которая, как почти все богатые и привлекательные американки, большую часть времени проводила (и продолжает проводить) во Франции. У нее квартира на улице Франциска Первого и дом в Провансе. Ее супруг Уильям Ньютон Пекс, будучи президентом «Юниверсал раббер компани» и нескольких железнодорожных акционерных обществ, проводит на континенте разве что отпуск.

Мы все давно были знакомы с Глэдис, страстной почитательницей современной литературы, живописи и музыки. Одно время она много занималась Бельтара. Покупала у него картины, заказала ему свой портрет и портрет миссис Джарвис, с которого и началась известность нашего друга. Два года Бельтара не сходил у нее с языка, она давала в его честь обеды, организовывала его выставки и, наконец, пригласила провести зиму в ее доме в Ла-Напуле, чтобы он мог спокойно поработать.

Затем к нему пришел успех, а успех всегда ознаменовывался концом дружеских отношений подопечного с миссис Пекс. Она необыкновенно умна, но в своей любви к искусству напоминает иных биржевых спекулянтов, которые не желают иметь дело с традиционными ценными бумагами и интересуются лишь акциями не известных общественности компаний, по поводу которых у них собраны надежные и верные сведения. Глэдис любит писателя, у которого нет своего издателя, малоизвестного драматурга, чья пьеса выдержала не более трех постановок в каком-нибудь театре авангардистского направления, музыканта типа Эрика Сати той поры, когда он еще не обзавелся учениками, либо эрудита, специалиста в какой-то редкой области знания, вроде религиозных трудов Индии или примитивной китайской живописи.

Впрочем, те, кому она оказывает покровительство, никогда не являются бездарностями или даже посредственностями. Она обладает чутьем и вкусом. Однако боязнь столкнуться с чем-то банальным, вульгарным порой заставляет ее держаться подальше от чего-то поистине непревзойденного. Я не представляю себе Глэдис, поклоняющуюся Толстому либо Бальзаку. Одевается она великолепно, у лучшей парижской портнихи, но перестает надевать любимую вещь, стоит кому-то скопировать ее наряд. К своим избранникам – писателям и художникам – она относится так же, как к своим нарядам, – отдает горничной, стоит ее друзьям оценить их.

Чувствую свою ответственность за то, что пустил ее по следу Шалона. Как-то раз я сидел рядом с ней на ужине у Элен де Тианж. Не помню, как зашла о нем речь, но я сказал:

– У него нет ни одного опубликованного произведения, но замыслов хватает, есть даже несколько начатых работ.

– Вы их видели?

– Да, но затрудняюсь рассказать вам о них. Это не более чем наброски.

В моих словах не таилось никакого умысла, но это были именно те слова, которые и могли послужить приманкой для миссис Пекс. Тотчас после ужина она зажала Шалона в углу салона, перекрыв ему выход, и, несмотря на усилия Элен, которая любит, чтобы в ее салоне гости свободно перемещались, не образуя групп, не выпускала его весь вечер. Я издали наблюдал за ними. «Я должен был это предвидеть, – вертелось в голове… – Ну, разумеется, Шалон – идеальный автор для Глэдис Пекс. Она ищет нечто небывалое, скрытое от других, а можно ли представить более небывалое, чем читатели Шалона, которых попросту еще нет, более скрытого, чем произведения Шалона, которые еще даже не написаны? Физик, добивающийся все большего разрежения воздуха в сосуде, стремится к абсолютному вакууму; Глэдис Пекс, ищущая в каждом следующем подопечном такого творца, суть произведения которого была бы настолько размыта, что ее не сразу можно было бы определить, стремится к полной пустоте. В этом смысле лучше Шалона ей просто не найти. Это поистине вершина карьеры, как для одной, так и для другого, и я без сомнений разом осчастливил обоих».

И действительно, буквально со следующего дня в жизни Глэдис Пекс начался период под названием «Шалон». Было условлено, что он будет появляться у нее три раза в неделю к ужину, что она навестит его, чтобы взглянуть на его рукописи, а зимой пригласит его в Ла-Напуль, «чтобы он мог спокойно поработать». Несколько дней меня немного пугала мысль об ознакомлении Глэдис Пекс с рукописями Шалона. Мне казалось, что даже для нее его рукописи слишком незначительны. С моей стороны была проявлена слабость и допущена ошибка в оценке. Я встретил ее на следующий день после ее первой инспекционной проверки, она пребывала в воодушевлении: «There is more in this… [23]В замыслах вашего друга больше основательности, чем в объемном творении Генри Джеймса». Все шло хорошо.