Наталья Тимофеева - Щемящей красоты последняя печаль

Садик, дом, наличники, крылечко,
Из трубы приветливый дымок
От берёзой топленою печки,
Да свечной в окошке огонёк.
Как давно уехала во время…
Стал приютом мне седьмой этаж.
Здесь другое вырастает племя,
Их земля далёко, как мираж.
Им подвластны дебри Интернета,
Говорят на птичьем языке
И сидят без воздуха и света
С «мышью» электрической в руке.
Без сомнений и без сожалений
Я прощусь с прогрессом навсегда:
Смысла нет в полёте устремлений,
Если ядом явится вода,
Если воздух высосет озона
Мертвая стихийная дыра…
Если вместо дома будет «зона»,
Пусть бы не проснуться мне с утра!

В серебристом лунном свете
По земле разлит туман.
В рваные, сырые сети
Ночь попалась. Осиян
Бледным неживым мерцаньем
Снулый лик — озёрный плёс,
В мокром, слипшемся молчанье
Тени высятся берёз.
Спит раздумчиво дорога,
Гаснет ватно звук шагов,
Лягушачий хор у Бога
Просит свой услышать зов.
И мерцает мне в оконце
Сквозь молочный зыбкий сон
Фонаря ночное «солнце»
Под кузнечиков трезвон.

Сегодня ни одной звезды!
Порывом налетает ветер
И форточку срывает с петель…
Как жеребёнок без узды,
Кому бы только пошалить,
Все перепутать и умчаться,
Среди деревьев потолкаться,
И лейку полную разлить.
Ну, что, доволен? Перестань,
Давай, займись-ка облаками,
Их серо-пенными боками,
Тащи их прочь, не хулигань!
Открой бездонный небосвод
С осенним хлёстким звездопадом,
А сам ложись тихонько рядом,
Тут, где урчит мой старый кот.
Втроём нам будет веселей
Сидеть у ночи на крылечке,
А хочешь, постелю на печке,
Я рада привечать гостей…

В бане нет сегодня пара.
Печка, тишь и теплота,
Тазик для варенья старый,
Мыло, ковшик, нагота,
Запах веников, осины,
Плеск воды, да мокрый пол…
Некому намылить спину,
И почти остыл котёл.
Все равно от счастья млею,
Мою тело добела.
Вот, опять похорошею,
Словно в небе побыла!

В Кукуеве живётся нелегко,
Там не растут банан, кокос, арбузы,
Бывает, нечем осчастливить пузо,
И до хайтека, ой, как далеко!
Но там такой божественный пейзаж,
Такие незагаженные реки,
Что, дорогие люди-человеки,
Пакуйте свой немыслимый багаж
И приезжайте к нам растить телят,
Пахать поля не шатко и не валко,
А ночью выйдет из воды русалка
И нарожает вам кукуевят.

Звездный дождь стучит по крыше,
Мирно теплится свеча,
И сверчок за печкой слышен,
И лежанка горяча.
Пахнет мёдом и овчиной,
Да мурлычет нежно кот.
Завалился мне за спину
И симфонию поёт.
Тихо, сладко и дремотно
Вечер падает в бурьян,
Вылезает неохотно
Месяц, светом осиян.
И не лето и не осень,
Где-то шорох, где-то крик,
Вырастает из-под сосен
За ночь крепкий боровик.

Я от смерти побывала
как-то раз на волоске,
Да меня здесь удержала
эта дырочка в виске:
Дома, верно, плачут дети,
и зверушки голодны…
Доктор, доктор, мне на свете
есть что сделать для страны.
Я стихов не дописала
и не доварила щей,
Мне немного крови алой,
да хоть чьей-нибудь, подлей!
Чтобы я могла, наверно,
доучить и докормить
И, хоть почерк мой и скверный,
но стихов нагородить.
Чтобы было мне не горько
равнодушие узнать
От моих дочурок, — только
в сердце дырочки латать!

Ты вызревала у меня внутри,
Весьма фруктово называясь «плодом»,
Тебя там нежно омывали воды,
Снаружи мои руки берегли.
Мы были связаны с тобой в одно,
Сердца стучали двухголосье — рядом,
И я тебя ласкала нежным взглядом,
Кроила на пеленки полотно…
Какая мука — родовая боль!
Но в облегченье — радость упованья.
Твой первый крик, как первое свиданье.
Голодный ротик в грудь — скорей, изволь!
Разросся плод, раздался вширь и ввысь,
И вырвал корни из родного грунта,
От моего затянутого спурта
Давно вперед надежды унеслись.
Тебе теперь, наверно, невдомёк,
Как ты могла у женщины родиться,
Ведь ты, моя прекрасная Жар-птица,
Была во всём со мною поперек.
Ты плоть от плоти, кровь от крови ты,
Так почему такое разночтенье?
Ты — рукопись, которая к сожженью
Была предуготована… Мечты,
Что будешь продолжением меня
На этом дорогом мне белом свете,
Разбились так жестоко, и в ответе
Лишь молодость наивная моя.
Ну, что ж, живи, расти своё дитя,
Но помни, что наступит озаренье,
Когда твоё родимое творенье
С тобою тоже справится, шутя.
Не плачь тогда, не три прекрасных глаз,
Утешься снова самолюбованьем,
А мне твоё не надобно признанье
Ни в той, грядущей, дали, ни сейчас.
Меж нами боль. Не первая, когда
Тебя я в муках радости рожала…
Непонимание — страшней кинжала —
Вот безутешной старости беда!