Анатолий Софронов - Все это было на войне

Ночью, перебив в селе охрану,
Захватив с пшеницею обоз,
Полицейского поймали партизаны
И ввели в землянку на допрос.

«Отвечай нам, сукин сын, предатель,
На огонь глазами не мерцай…
У гестапо живший на зарплате,
Бывший русский, чертов полицай…

Ты плетьми детишек избивал?»
— «Избивал…»
«Ты девчат в неволю продавал?»
— «Продавал…»
«Партизан в гестапо выдавал?»
— «Выдавал…»

…Жарко, страшно ворогу в землянке.
На столе фонарь «летучья мышь» горит,
У стола, в мерлушковой ушанке,
Полицай затравленный стоит.

Валенки на нем, тулуп овчинный,
Черная — лопаткой — борода…
Он в соку еще, видать, мужчина,
Да податься некуда… Беда!

А вокруг сидят на нарах партизаны,
Сигаретами дымят со всех сторон;
Смотрят, смотрят злобными глазами —
Он не первый, не последний он.

Полицай глазами водит, косит,
Будто в землю хочет спрятать взор…
А над ним уже в молчанье произносит
Командир отряда приговор:

«Имя мы твое когда-то знали,
Да забыли… К черту имя тут!
Как тебя по паспорту б ни звали —
Все равно мерзавцем назовут.

Суд у нас короткий, правый, строгий,
Жалости напрасно ожидать.
Вздернуть бы тебя среди дороги,
Да березку жаль, бандюга… Расстрелять!»

…На поляне, меж снегов глубоких,
Как в волнах, купается луна…
Выстрел. Эхо. Шум шагов далеких.
Тишина…

Через сожженную деревню
Проехать всадник не спешит;
Под снегом черные деревья
Усталый ветер шевелит.

Ступает конь в снегу глубоком…
Нет ни заборов, ни ворот…
Но и без крыш, без стен, без окон
Он переулок узнает.

И пусть, как в поле, топот гулко
Летит в морозный небосвод —
Он серединой переулка
Деревню вкось пересечет…

А что же всадник? Путь короче
Лежит налево, через лес…
Но всякий раз он ехать хочет
Своей тоске наперерез.

И всякий раз — и пусть под снегом
Он хочет видеть те места,
Где он, мальчишкой, в школу бегал
От переулка до моста.

Ступает конь в снегу глубоком…
Нет ни заборов, ни ворот…
Но и без крыш, без стен и окон
Он переулок узнает.

Выходит конь на мост дощатый.
Где вкось повалены столбы…
И вот коню уж нет пощады —
От плети рвется на дыбы.

Идет в намет, прижавши уши,
Струной протянутой, красив…
А всадник скачет, чуть пригнувшись,
От горя губы прикусив.

Здесь все в снегу: стволы берез,
Тропинки, бурелом;
Как будто с неба стаи звезд
Мороз смахнул крылом.

И нет пути, дороги нет —
Она заметена.
На соснах снег, на тучах снег,
И все белее льна.

И только между двух дубов,
Среди ветвей пустых,—
Не тронут стужею, багров —
Комок крови затих.

Здесь похоронен партизан,
Убит он был в пургу…
Но там, где кровь лилась из ран,—
Рябина на снегу.

И как ни воет стужа здесь,
Среди берез и звезд,—
Рябине жаркой кровью цвесть,
Не стынущей в мороз.

Устала, утихла, упала метель.
Стоит на полянке зеленая ель.

Серебряным блеском холодной луны
Пушистые ели ослеплены.

А с елкою рядом, не веря глазам,
Стоит на снегу молодой партизан.

Один он… И нету в лесу никого.
Четыре гранаты висят у него.

Он елку обходит — и видит на ней
Кристаллы зеленых и синих огней,

Хлопушки, флажки, золотые шары,
В которых, как в зеркале, видны миры,

Паяцы, морковки, цветы, бубенцы,
Лошадки, коровки и леденцы.

Он елку обходит по снегу кругом,
И чудится парню: под крышею дом,

Зажженная печка, и в тенях углы,
И к стенам придвинутые столы.

Он елку обходит — и видит на ней
Зеленые вспышки ракетных огней.

Прощается с елкой, по снегу идет
Туда, где никто его в полночь не ждет.

Стоит на полянке зеленая ель,
Накинув на темные плечи шинель.

Над корневищами дубов
Темнеет снег неуловимо;
Густые поросли кустов
Охвачены недвижным дымом.

На соснах с южной стороны
Кора, оттаивая, дышит,
И лишь предчувствием весны
В лесу ковер узорный вышит.