Анатолий Софронов - Все это было на войне

Спустился на степь предвечерний покой,
Багряное солнце за тучами меркнет…
Растет на кургане над Доном-рекой
Суровый цветок — бессмертник.

Как будто из меди его лепестки,
И стебель свинцового цвета…
Стоит на кургане у самой реки
Цветок, не сгибаемый ветром.

С ним рядом на гребне кургана лежит
Казак молодой, белозубый,
И кровь его темною струйкой бежит
Со лба на холодные губы.

Хотел ухватиться за сизый ковыль
Казак перед самою смертью,
Да все было смято, развеяно в пыль,
Один лишь остался бессмертник.

С ним рядом казак на полоске земли
С разбитым лежит пулеметом;
И он не ушел, и они не ушли —
Полроты фашистской пехоты.

Чтоб смерть мог казак молодой пережить
И в памяти вечной был светел,
Остался бессмертник его сторожить —
Суровой победы свидетель.

Как будто из меди его лепестки,
И стебель свинцового цвета…
Стоит на кургане у самой реки
Цветок, не сгибаемый ветром.

Бандура шашку уронил,
Она под солнцем засверкала,
С коня казак упал без сил
И снег окрасил кровью алой.

И конь споткнулся на скаку,
Но не упал, остановился…
Он мордой рыжей к казаку,
Тяжелой мордой наклонился.

Губой потрогал, языком
Лизнул, горячим и шершавым…
И над сраженным седоком
Протяжно, жалобно заржал он.

Еще качались стремена,
Еще узда в зубах горела,
Но обнимала тишина
У ног коня большое тело.

И снег иссиня-голубой
Гасил вдали копытный топот…
На запад бурей рвался бой,
К далеким вражеским окопам.

И вновь заржал он в тишине,
Обдал Бандуру жарким паром
И увидал, как в стороне
К нему спешили санитары.

И конь пошел за ними вслед,
Ушами прядая большими…
А люди шли на желтый свет,
По снегу хрусткому спешили.

И в доме том, где красный крест,
Они за дверью темной скрылись…
Шумел, гудел сосновый лес,
Под снегом ветви опустились.

А конь стоял все у окна,
Не понимая, что случилось…
Заиндевели стремена,
Седло снежком запорошило.

А конь все ждал, что выйдет он
И шею рыжую погладит,
Проверит шашку у ножен,
Взмахнет рукой и с лету сядет…

И конь взовьется на дыбки
И прянет по снегу наметом
Туда, где скрылись казаки,
На громкий говор пулеметов.

Он будет слышать топот ног,
И мчаться сизыми снегами,
И видеть, как блестит клинок,
И чуять шпоры под боками.

Она поднималась — казачья слава —
На лезвиях синих свистящих клинков,
На старых курганах, на дымчатых травах,
На древних былинах ушедших веков.

Она с Ермаком за Урал уходила,
Шатры поднимала в дремучей тайге,
В Сибири дружины к победе водила
И меч закаляла в казачьей руке.

Она победила в Азовском сиденье,
Под флагом Петра побеждала она.
Ей силу давала в суровых сраженьях
Родимого Дона крутая волна.

За Разиным шла, к Пугачеву спешила,
Везде побывала в далеких краях…
Она поднималась у стен Измаила
И шла за Суворовым на стременах.

Казачья слава! Вот кликнул Давыдов
Тебя в партизаны — французов громить…
Ты русскую землю хранила, не выдав,
Ей голову долу не дала склонить.

И вновь зашумели в степях эскадроны,
У тихого Дона — родимой реки;
И с Первою Конной, с Семеном Буденным,
Пошли да поехали в бой казаки.

В боях добывали бессмертную славу
Бойцы-первоконники грозной весной;
Запомнят навек приднепровские травы
Атаки казачьи за Киев родной.

Казачья слава, ты вновь зашумела!
И встали по первому зову страны
За честь, за свободу, за правое дело
Ковыльного Дона лихие сыны.

И вот потянулись степями от Дона,
И вот засверкали под солнцем клинки:
К гвардейским дивизиям шли под знамена
Рубаки донские, орлы-казаки.

Встречал их в дивизиях батько Доватор,
Встречал их в дивизиях грозный Белов,
И было их много, и было богато,
И было их тысячи тысяч клинков!

Казачья слава зарницею алой
Мелькает в далеком военном пути…
Казачья слава, в атаках удалых
До самого синего неба расти!