Анатолий Софронов - Все это было на войне

Постою перед ним, опущусь на колени
И в молчанье припомню былые пути,
По которым пришлось четырем поколеньям
От Москвы до Берлина пройти.

Вновь припомню декабрьское хмурое утро
И полянку в сосновом лесу под Москвой;
Падал хлопьями снег, все туманом окутав,
Непрозрачной лесной синевой.

Клятву Родине все мы тогда приносили —
Неподкупную клятву от сердца всего,—
Дети, матери нашей — великой России,
Все солдаты — один в одного;

На снегу трепетало гвардейское знамя,
Как огонь на декабрьской пороше, цвело,
А потом поднялось, колыхнулось над нами
И на запад бойцов повело!

…Я стою перед ним. Ветер ленты колышет,
Знаки славы его, что висят у древка;
Стяг гвардейский — и кровью и золотом вышит,
И ему, не померкнув, гореть на века.

И нельзя всех побед рассказать, перечислить,
Были все наяву, повторяются в снах,
Только помню, как ты отражалось на Висле
В обагренных варшавским пожаром волнах.

Помню, в битве вздымая солдатскую славу,
От квартала к кварталу сквозь пламя стремясь,
Трепетало на пепле, на камнях Бреслау,
Над затихшим сраженьем в полуденный час.

Я стою пред тобой, преклонивши колени,
Как когда-то в холодном тумане зимы.
Клятву дали тогда, что тебе не изменим,
От нее никогда не откажемся мы.

Перед тем как уйти за родную границу
И пойти по широкой гражданской тропе,
Я пришел, чтоб тебе до земли поклониться,
Прикоснуться, прощаясь, губами к тебе.

От далеких карпатских отрогов,
От широких венгерских долин,
По полям, по лесам, по дорогам
Слышен голос знакомый один.

В этом голосе слово привета,
Слово верной, сыновней любви
Казаков, обошедших полсвета,
Не склонивших знамена свои.

Здравствуй, Дон, наш родной Дон Иваныч,
Ты казачьего войска отец,
Здравствуй, тихий соленый наш Маныч,
Здравствуй, отрок казачий — Донец!

Мы рубились в сраженьях опасных,
Не роняли казачьих клинков,
И мелькали, как пламя, лампасы
Среди улиц чужих, городов.

Мы твою возвеличили славу,
Дон Иваныч, отец наш родной,
За тебя отомстили по праву,
Край наш светлый, широкий, степной.

Мы отмыли водой ключевою
Кровь фашистскую с острых клинков
И готовим в дорогу с собою
Рыжебоких своих дончаков.

…Слышит Дон это слово привета,
И студеной волною журчит,
И от радости, солнца и света
В днища старых баркасов стучит.

Шелестит поутру камышами
В необъятных владеньях своих
Да играет волной с голышами
На песчаных откосах крутых.

А над ним, если выйти на берег
Да на степь золотую взглянуть,
Не узнать, не понять, не поверить —
Колос вышел, поднялся по грудь.

Все пройдя, все узнав, все изведав,
Через смерть, через дым, через кровь
Урожаем счастливой победы
Дон наполнен до самых краев.

Шум работ не смолкает и на ночь
Над широкой казачьей рекой.
Ой ты, Дон, наш родной Дон Иваныч,
Тихий Дон наш, отец дорогой.

Лежали запорошенные степи,
Над ними низко плыли облака,
Под снегом стыл холодный серый пепел
У обожженного известняка.

Потом пришла весна. Ручьи запели,
И небо засияло синевой —
И хутор тот, где петь и жить умели,
Открылся взгляду черный, неживой.

К сырой земле, домой вернулись люди,
Туда, где был спален их отчий кров,—
В тряпье пришли бесчисленные судьи,
Жильцы степных оврагов и яров.

Они жилища строили из глины,
Из камня желтого, из тяжких мук,
Не разгибая согнутые спины,
Сдирая в кровь ладони черных рук.

Войной побитые, поля лежали;
Тянулись каждой травкою к теплу,
И для земли своей, для урожая
Сбирали люди горькую золу.

В золе той было жаркое дыханье,
Их дом сгоревший, думы и любовь,
Вечерних зорь степное полыханье,
Все, что кончалось, начинаясь вновь.

Взошла пшеница дружно над землею
Зелеными ростками без числа.
Пропитанная кровью и золою,
Она росла, желанная, росла!

Под первым солнцем росами блистала,
Ловила тень скользящих облаков…
Так серебро золы перерастало
В степное золото хлебов.