Чеченская война, вторая кампания, введение военной цензуры, опять же негласной, вообще поставили российское общество в сложное положение. Общество полностью приняло правительственную версию войны и с псевдопатриотическими чувствами, введенными в ранг почти полунацистского отношения к другим национальностям, встало на путь внутреннего геноцида. Евреи, грузины, азербайджанцы… Российские демократы тоже, кстати, стали ненавистной национальностью. Такого на Руси давно не было. Зона. Пахан. Наперсточники. Власть играет с нами в колпачки.
Допустим, она говорит нам: нужно очищать русский язык. Глупо. Язык сам себя очистит, а больше, чем политик и государственный чиновник, его никто не загрязняет. Но мы поднимаем колпачок и видим, что защищают не язык, а зачищают писателей, литераторов, которые не так, как все, видят мир. Появились первые литературные диссиденты — Владимир Сорокин, Баян Ширянов. Эстеты, никакой политики. Но вспомните Андрея Синявского: что он сказал на суде в 68-м году: “У меня с властью расхождения чисто эстетические”. Вот и приехали.
Власть нам говорит: Григорий Пасько — шпион — и с шумом и грохотом сажает его в лагерь строгого режима. Опять колпачки и наперстки. Потому что в это время под шумовой завесой заканчивается расследование гибели подлодки “Курск”, и из-под суда уводят истинных военных преступников — адмиралов от наказания: кого — в Совет Федерации, кого — на другой флот. Вот вам и наперсточники. Вот вам и колпачки. Вот вам и система информационной безопасности. Главное, все время ссылаются на суды. Мол, идите в суды, они вас и рассудят. Но за последние годы ни один суд в России не встал на сторону незаконно обиженного, незаконно оскорбленного. И никакой гарант Конституции даже не думает помогать, а наоборот, тихо говорит: “Вы у меня наглотаетесь пыли по судам”. Вот и наступает наказание без преступления.
Я только что вернулся из Владивостока и Уссурийска, проведывал Григория Пасько. Уже почти и без всякой цели. Потому что дело они свое сделали. Проведывал просто так — поддержать, теперь уже как друга. 21-ый век. А место назначения для интеллигента всё то же — тюрьма. Короче, места не столь отдалённые. Вот вам и система информационной безопасности.
Альмантас САМАЛЯВІЧУС, Прэзыдэнт Літоўскага ПЭН-клюбу. ЦЯЖАР СВАБОДЫ, АЛЬБО ЛІТОЎСКІЯ МЭДЫІ Ў ПЕРАХОДНЫ ПЭРЫЯД
Тэрмін “посткамунізм” падчас публічных дыскусіяў у Літве ўжываецца толькі прыпадкова, і амаль заўсёды ненаўмысна. Магчыма, гэта адбываецца зь некалькіх прычынаў: з аднаго боку, ужываньне гэтага тэрміну адразу ж нагадвае пра непрыемнае мінулае, якое многія людзі зьведалі за Саветамі, і цяпер хацелі б забыцца на яго, а з другога боку, у сучасным палітычным і культурніцкім дыскурсах перавага аддаецца такім паняткам, як “рынкавая эканоміка”, “заможная дзяржава”, “дэмакратыя”, “лібэральныя традыцыі” й г.д. Насамрэч усе гэтыя паняткі адсылаюць нас не да існай рэчаснасьці, а толькі паказваюць на нешта праектаванае й пажаданае, што яшчэ мусіць паўстаць у найбліжэйшай будучыні.
Акрамя таго, гэтыя словавыя фантомы дапамагаюць стварыць уражаньне, што посткамуністычныя варункі ўжо дарэшты пераадолены, і мы пераможна рушым у абяцаную зямлю Эўрапейскага Зьвязу, а сёньняшнія сацыяльныя рэаліі — толькі часовыя нязручнасьці, якія вось-вось зьнікнуць, пасьля чаго пачнецца бум няспыннага росту дабрабыту. Зьвяртаючы ўвагу на тое, што гэтыя паняткі азначаюць нешта іншае, я не хачу сказаць: маўляў, літоўскае грамадзтва пакутуе на адсутнасьць дэмакратыі. Хутчэй,— трэба сказаць — яно пакутуе ад няздольнасьці скарыстаць з таго, што дае яму дэмакратыя.
Пасьля дзесяцігодзьдзя незалежнага існаваньня літоўскія мэдыі маюць больш праблем, чым яны мелі раней. Нават павярхоўнае параўнаньне таго, што пісалі штодзённыя літоўскія газэты дзесяць год таму й што яны кажуць сваім чытачом сёньня, паказвае: шмат у якіх адносінах гэтыя газэты ёсьць толькі слабым ценем сьмелых і шматабяцальных праектаў, паўсталых падчас змаганьня супраць цэнзуры й улады ў памкненьні Літвы да незалежнасьці.
Агляд літоўскай прэсы за першыя пяць год ейнага незалежнага існаваньня паказвае, што былы абаронца свабоды слова адмовіўся ад сваіх былых амбіцыяў, а журналісцкія расьсьледаваньні й аналітычныя публікацыі саступілі месца павярхоўным забаўляльным матэрыялам, адлюстраваньню спакусьлівага ладу жыцьця новарышаў, дэманструючы журналістыку нізкапробнага кшталту. Падаецца, што яна, журналістыка, ня вытрымала іспыту незалежнага існаваньня, да якога так імкнулася ў часе апошніх дзён перабудовы. І, што яшчэ больш небясьпечна, галоўныя штодзённыя выданьні аказаліся моцна зьвязанымі з уладнымі структурамі.
Читать дальше