Свою чудесную воду Иваныч держал в отдельной комнате: «Ну а зачем мне еще эта, комната, никто же не приезжает». Вдоль трех стен стояли высокие стеллажи. И нет, бутылки были не на всех полках: некоторые были заняты книгами. Но лишь несколько, они просто бросались в глаза рядом со стройными рядами сверкающих в лучах света из окна бутылок.
Мы провели в той комнате пару минут: стоять и рассматривать все не было желания и смысла. Ну бутылки и бутылки, вода водой, что с нее-то взять? Отличается вот эта вода от вот той воды только цифрами на крышечках – последние двадцать пять лет были аккуратно разлиты здесь по сосудам и ждали своего часа.
– Иваныч, а что с ними делать-то надо?
– Как кому захочется! Я их собираю и храню – это мое дело. Если кому-то и дарю нужный ему год, то пусть сам человек и решает, что делать.
Выпить, умыться, водку разбавить, вылить под огурцы – от всего будет прок.
Через неделю Иваныч снова зашел к нам. Родители неодобрительно посмотрели на него, но молчали. А он позвал меня пойти к роднику – собирать воду в этом году.
Я и ходил, и смотрел, наблюдал. Родник был не так уж и далеко от дачи: на опушке ближайшего леса, совсем тонкий ручеек, и в воде его плыли опавшие листики. Я потрогал воду – ледяная. Иваныч быстро набрал бутылочку, закрыл, нацарапал дату, положил в пакет. И все, никакого чуда, никаких фейерверков, спецэффектов, разговаривающих ундин, поющих русалок или даже порывов ветра. Ничего такого. Даже скучно стало.
Через год я Иваныча уже не видел. И он не встречал нас на даче, и не гулял где-то рядом, и ничем не угощал, и не травил байки. Он был в телевизоре – скромно улыбался там и молчал, пока разные мужчины и женщины в дорогих костюмах что-то рассказывали.
Оказалось, что как-то Иваныч подарил бутылку одной женщине с дач – ее сын тяжело болел, и старик отдал воду, которую набрал в его год рождения. Женщина дала ее выпить своему сыну, вскоре он поправился. Тогда она обзвонила всех своих знакомых, рассказала об этом чуде и старичке. Осенью, когда мы с семьей уже были в городе, к Иванычу было не попасть: к нему съезжались со всей страны за водой, про него писали статьи в газетах, рассказывали по радио, снимали сюжеты для телевидения. Забытый всеми старик внезапно стал знаменитостью.
За ним приехал какой-то мужчина, что-то долго рассказывал и дал подписать какие-то бумаги. С тех пор Иваныч и его чудесная вода принадлежали не ему, а мужчине и его фирме. По городам развесили рекламу, ее пустили и в газетах. За баснословные деньги люди готовы были купить нужную им воду: только б помогла, только б хоть пару капель дали.
Иваныча перевезли жить в столицу и только раз в год отпускали к роднику – набрать еще пару бутылочек. Остальную же «Живую воду», как значилось теперь на этикетках, наливали из-под кранов втайне от старика. Он и не знал, что сотни, тысячи поддельных бутылок разлетались в страждущие руки. И люди пили их, умывались ими, даже крестили детей.
О старике вспомнили и дети: приезжали на дачу, стучались в его закрытый домишко, а потом и в наш. Волновались, спрашивали: а где же наш папа, мы его так давно не видели, так скучали! Мама поднимала брови, поджимала губы и отправляла их восвояси. Не знаем мы, где он. Не знаем.
Правда, узнали скоро. Старик умер, об этом нам сообщили в новостях. И кладбище, на котором его похоронили.
Через несколько месяцев стало известно о закрытии фирмы, которая выпускала «Живую воду» – не помню уже, почему. Еще через три года в хибарку старика въехали новые владельцы, вылили и разбили все его склянки, сделали ремонт и посадили вдоль забора рододендроны.
А моя бутылка с водой стоит в шкафу на даче до сих пор. Я иногда приезжаю и протираю с нее пыль – много лет как. А вдруг она мне еще когда-нибудь понадобится?
Хороший же был старик этот Иваныч.
[1985 г. н.]
Раніца суботы. Якаў, як звычайна ў выходныя, збіраўся на лецішча, якое ён набыў год таму разам з новай Аўдзі А6, хоць на той момант у яго яшчэ не было правоў кіроўцы. Набыў ён усё гэта адразу, бо хваляваўся за тое, каб не растраціліся грошы пасля продажу двухпакаёўкі, якая засталася пасля бабулі.
Якаў узяў з сабою кошык для грыбоў і спінінг, жонка адмовілася ехаць, бо была стомленая ягоным змрочным настроем у час, калі ён сядзеў за стырном: Якаў кіруе машынай толькі трэці месяц, але і дагэтуль не надта добра прызвычаіўся да шашы і, нават калі шмат разоў ездзіў адным і тым жа шляхам, усё роўна не мог добра арыентавацца ў прасторы, таму, як толькі ён трапляў у салон аўто, ён апынаўся маўклівым, звышсур'ёзным і пільным, бровы насоўваліся на нос, і жонцы ён толькі даваў розныя загады і прамаўляў іх так, быццам ненавідзеў яе альбо ў наступны момант мог забіць.
Читать дальше