Чайковская - Unknown

движения стали уверенно-стремительными. О былых поражениях напоминал

только не единожды сломанный нос да шрам у рта.

Что-то мощно толкнуло Тессетена под колени, и он от неожиданности

кувыркнулся в сугроб. Руку ожег лед сверкающей стали. Не веря глазам, он

поднял свой меч, бережно скинул рукой налипший на лезвие снег. Зеркало

слегка замутилось от тепла его ладони, а затем на клинке отразилась еще одна

человеческая фигура. Или же он сам пропал, а фигура появилась? Он не успел

разобраться и понять.

Сетен резко развернулся, выставив перед собой оружие. За спиной, поджидая, стоял незнакомый мужчина лет тридцати в темном зимнем плаще с меховой

оторочкой. В руке незнакомца поблескивал в точности такой же клинок.

– Да будет «куарт» твой един! – поприветствовал недоумевающий Тессетен, не

в силах понять, как удалось незнакомцу подойти к нему незамеченным.

Тот не ответил на древнее приветствие – невероятный проступок для ори или

аринорца! С улыбкою качнув головой, он освободился от плаща, а затем сбил на

снег пушистую шапку. Под плащом на нем оказалась одежда старинного

покроя, какую не носили уже добрых пятьсот, а то и все тысячу лет.

Ряженый ловко подкинул в руке свой меч и напал на Тессетена без лишних

фраз. Тот отпрыгнул в сторону, и раздумья его тут же смело яростным напором

загадочного чужака.

Выпутавшись из плаща, Сетен на равных вступил в бой, даже не чувствуя

озлобленных щипков ночного морозца.

– Кто ты? – запыхавшись, спросил он, когда незнакомец позволил ему короткую

передышку между атаками.

Тот не ответил, лишь перебросил меч из одной руки в другую, любуясь сталью.

Помедлив еще немного, он снова пошел в наступление.

– Довольно! Довольно! – едва ли не взвыл Тессетен после очередной схватки, чувствуя себя измотанным до предела и понимая, что это не настоящий

смертоубийственный Поединок, а только неведомая прихоть неизвестного и

очень опытного дуэлянта, который спустя, кажется, час после начала боя

выглядел по-прежнему бодрым и даже не запыхался.

Сетен рухнул на колени и умылся пригоршней снега. Комья мигом растаяли на

разгоряченном взмокшем лице.

– Кто ты такой? – повторил молодой человек и явственно ощутил, что рядом

уже никого нет.

Испуг был сильнее усталости. Тессетен вскочил на ноги и огляделся, убеждая

себя, что он не сошел с ума и все это не было наваждением. Но ни его меча, ни

незнакомца, ни незнакомцевой одежды поблизости не наблюдалось. Только

плащ Сетена темнел на том же месте, где он его скинул с плеч. И только его

собственные следы на затоптанной площадке…

– Зимы и вьюги… – пробормотал он. – Кто это водит меня?

В ответ прозвучало прежнее молчание – впрочем, это немногим отличалось от

тех минут, когда немой незнакомец был здесь. Оно красноречиво объяснило

Тессетену, что с головой у него что-то не так и, дабы не заработать разжижения

мозга, пора выбираться отсюда и идти домой. Может быть, там премудрая

Ормона и сознается, что всё это были ее проделки: она любила правдами и

неправдами призывать его к действию.

На самом краю, у крутого спуска в котлован, в звездном небе возник силуэт

зверя. Тессетен узнал в нем молодого волка Ала. Пока хозяин болел, пес

бесцельно болтался по окрестностям, скучая и радуясь любой встрече со

знакомыми людьми – других волков он гордо сторонился, и они не смели с ним

связываться, покорно предоставляя свою территорию для его прогулок.

– Нат! Ко мне, Нат! – крикнул Тессетен и хлопнул себя по ляжкам.

Меся снег, пес буром понесся к нему. От светлой шерсти его шел пар, щенячьи

глаза лукаво отсвечивали зеленцой. Получив порцию ласковой трепки, волчок

запрыгал возле человека.

– Какой ты стал здоровый, весь в своего отца! – Сетен завернулся в плащ и

начал подниматься наверх по пологому откосу, а Натаути принялся нарезать

сходящиеся и расходящиеся круги, центром которых неизменно оставался друг

хозяина.

Глава четвертая, перед которой пробежало несколько лет и в которой герои

столкнутся с одной из тайн Оритана

Ал выздоровел, и вскоре о его болезни напоминали только редкие боли в тех

местах, где были переломы, да и то по молодости организм брал свое и

самоисцелялся. По прошествии восьми лет повзрослевший астрофизик почти

забыл о своем приключении на Скале, едва не закончившемся плачевно. Кроме