Чайковская - Unknown

отпускал, покуда его требования не были выполнены хотя бы на треть.

– Зачем все-таки, братишка, ты полез на эту дурацкую скалу? – в сердцах

выпалил однажды Сетен, наблюдая, как его разбившийся друг заново учится

держать голову.

Ал посмотрел на него своим неподражаемым волооким взглядом и с насмешкой

сверкнул глазом:

– Тебе не понять…

– А ты хотя бы начни.

Юноша посопел, попыхтел, побубнил себе под нос – наверное, его уже многие, в первую очередь родители, пытали этим вопросом… Какой контраст с

Ормоной, его ровесницей: против нее он всего лишь глупый и

неуравновешенный подросток, баловень судьбы! Особенно если вспомнить ее

самообладание во многих жизненных коллизиях, которые уже успели случиться

и в которых этот сопляк запросто потерял бы голову.

И наконец Ал сформулировал мысль, которая давно глодала его самолюбие:

– Пойми ты, Сетен, тяжко жить, когда все от тебя чего-то дожидаются, заглядывая в рот. «Ал то», «Ал сё»! Куда ни поедешь на Оритане – везде успел

отметиться этот Ал. Каким-нибудь «великим деянием», зима его заморозь

вместе с деяниями! А я… а для меня он чужой! Не помню я его, ну вот ни на

полфаланги не помню!

Ал с трудом согнул непослушные пальцы едва-едва разработанной руки; выстраданное и наболевшее теперь, когда прорвалось, било из его сердца

ключом, словно обвиняя старшего приятеля в чьих-то ожиданиях, словно

Тессетен был самым главным специально обученным вдохновителем обидчиков

Ала, которые собирались в кланы и тыкали в несчастное юное дарование

пальцем: «А ты когда потрясешь мир великим открытием, «куарт» Ала?»

– Может быть, Паском вообще ошибся, приняв меня за того Ала? Ведь мы даже

не похожи!

Юноша повертел головой в доказательство того, что они совершенно разные с

тем Алом и в профиль, и в фас (а еще оттого, что мышцы шеи были слабы после

болезни и работали плохо).

Он прав, подумал Тессетен, вспоминая известную, запечатленную многими, внешность великого соотечественника и его не менее знаменитой попутчицы, Танрэй.

Последние двадцать воплощений, не меньше, как свидетельствуют хроники, писавшиеся мудрецами еще до Потрясения, Ал приходил в этот мир в одном и

том же облике с приметами обеих великих рас былой цивилизации аллийцев: он

был среднего роста, благообразен, сероглаз – вернее, как описывали Ала

очевидцы, «глаза его были цвета сумеречного неба», – всегда носил длинные

пепельно-русые волосы и голос имел тихий, но приятный, умея завладеть

вниманием людей, не повышая тона. Его слушались, его любили. Все, чем он

занимался в своих жизнях, тот Ал за десятки лет доводил до абсолютного

совершенства.

Но больше всего нынешних трепетных девиц вдохновляла его преданная

любовь к своей попутчице, синеглазой красавице со смоляными волосами, дочери ори и аринорца. Так было всегда, они приходили в мир по собственной

воле, когда и где желали, у своих постоянных родителей, заранее договариваясь

о будущей встрече. Их смерти от старости были лишь недолгим расставанием, как необходимая поездка, после которой чувства лишь расцветают с новой

силой.

Ничего этого не было теперь, после того жуткого дня, когда безвременно

погибшая Танрэй взывала к нему, а он не смог смириться с судьбой Коорэ, их

сына, и нарушил законы мироздания, вмешавшись… Все они были наказаны и

растеряли друг друга…

Тессетен тряхнул головой, чувствуя в ней тяжесть, точно был объят своим

мороком. К чему его так занимает чужая судьба? Ведь он даже не ведает своей

собственной, но притом отчетливо воображает себе какие-то эпизоды из

прошлых жизней друга! Зачем ему забивать мысли размышлениями об этом

эгоистичном мальчишке, пусть даже «куарт» того – Ал, а сам он доводится

Сетену хоть и дальним, но родственником? Приятель и без того привык, что все

носятся с ним, как с наследной реликвией, вон какое самомнение раздул, самому уже плохо!

– И что же теперь? Я вообще никто, но ведь не иду прыгать со Скалы

Отчаянных…

– Лучше уж быть никем, чем Алом! – саркастически усмехнулся Ал. – Живая, пропади она пропадом, легенда!

Сетен перевел дух, гася невольное раздражение. Тяжело с этими подростками!

– Ну что ж, братишка, когда вздумаешь сводить счеты в следующий раз, ты не

мелочись – прыгай сразу с Самьенского моста в пороги. Если и выловят, то не

ближе бухты. Мне пора.

– Да не хотел я сводить никакие счеты! – возмутился юноша. – Я наконец