Dmitry Glukhovskiy - Microsoft Word - FUTU.RE by Glukhovsky - Chapter 2.docx

ДМИТРИЙ ГЛУХОВСКИЙ

БУДУЩЕЕ

www.futu.re

www.vk.com/futurebook

Глава II. «Водоворот»

Мне нельзя здесь находиться.

Но я слишком взбудоражен, чтобы идти домой, а больше идти мне

некуда, поэтому я тут. В купальнях «Источник».

Отсюда, из моей чаши, кажется, что купальни занимают всю вселенную.

Сотни больших и малых бассейнов «Источника» веерными каскадами

поднимаются к теплому вечернему небу. Чаши бассейнов сообщаются

прозрачными трубами. Из помещений для переодевания подъемником

взбираешься по стометровому стеклянному стволу, на котором и зиждется

вся фантасмагорическая конструкция, на самую вершину – и попадаешь в

обширный бассейн. А из него уже можно с пенистыми ручьями сплавляться по

расходящимся в разные стороны трубам вниз, от одной чаши – к другой, пока

не найдешь такую, где захочется остаться.

Каждая чаша, заполненная морской водой, пульсирует своим цветом и в

такт той мелодии, которая играет внутри нее – но какофонии не возникает:

управляемое одним дирижером, пение тысячи чаш сливается в единый

грандиозный оркестр, выплавляющий из разноголосицы великую, неземную

симфонию. Чаши, как и трубы – прозрачны; если смотреть на них сверху, они

кажутся соцветиями на ветвях древа мироздания, если глядеть снизу –

сонмами радужных мыльных пузырей, которые ветер уносит в преднощную

синь. И многоцветное свечение этих пузырей тоже согласовано,

синхронизировано: гроздья висящих в пустоте бассейнов, перевернутых

стеклянных куполов то принимают общий оттенок, то начинают передавать

друг другу по трубам сначала один цвет, а потом другой – и словно огонь

взбегает вверх по этому удивительному хрустальному баобабу,

соединяющему небеса и земную твердь.

Стоит он посреди зеленого горного плато, окруженного заснеженными

отрогами; солнце якобы только что скрылось за самым дальним из них.

Конечно, и седые пики, и оцепленная ими равнина под мшистым ковром, и

гаснущее небо – просто проекции. Ничего этого нет, а есть только громадный

кубический бокс, в центре которого установлено невероятное сооружение из

псевдо-­‐стекла, прозрачного композита.

Но подделку замечаю только я, потому что сегодня я видел настоящее

небо и настоящий горизонт. Остальных, конечно, ничто не смущает.

Разрешение и объемность у проекций таковы, что человеческий глаз

неспособен различить подделку уже с пары десятков метров. Ничего; люди

привыкли не заходить за ажурные ограждения, которыми обозначаются

пределы комфортного самообмана.

Я и сам хочу поверить в эти горы и в это небо; я пью еще, и граница

между проекцией и реальностью плавится и тает.

Словно сонные тропические рыбки в аквариумах, нежатся в чашах

бассейнов купальщики в ярких тряпках. «Источник» – пиршество для глаз,

сады свежести, красоты и желания, храм вечной юности.

Тут нет ни единого старика и ни одного ребенка: хозяева «Источника»

не хотят доставлять своим посетителям ни малейшего морального и

эстетического дискомфорта. Пусть те обитают в своих резервациях, где

никого не смущают их отклонения, а стеклянные сады открыты только для

тех, кто сохраняет свои молодость и силу.

Девушки и юноши приходят сюда и поодиночке, и парами, и большими

группами; любой, спускаясь вниз по трубам, может подобрать чашу себе по

вкусу. С музыкой, которая созвучна его настроению. С размерами,

подходящими для уединенного созерцания, или для любовного слияния, или

для дружеских игр. С соседями молчаливыми, не проявляющими к другим

никакого интереса, или с теми, кто пришел сюда за негой и приключениями и

электризует своим настроением всю чашу.

Ветви хрустального баобаба – путаный лабиринт, и в нем можно

забраться в такие уголки, в которых никто не потревожит… Но не всех

смущают чужие взгляды – некоторые, едва заискрив между собой, сплетаются

похотливым жгутом в шаге от случайных свидетелей, нечаянно касаясь их в

страстной судороге, короткими вздохами или сдавленным стоном одних

заставляя отворачиваться, других – привлекая к себе.

Для обычных людей купальни – заповедник удовольствий, аттракцион

счастья, один из самых любимых способов провождения вечности.

Но для таких, как я, они порочны – и запретны. И тем особенно сладки.

Я полулежу в небольшой чаше примерно посредине нарисованного

мира, и половина пузырей-­‐бассейнов парит высоко над моей головой, в то