Dmitry Glukhovskiy - Microsoft Word - FUTU.RE by Glukhovsky - Chapter 2.docx

сидит под водой. Его руки зависают на уровне груди и, словно привязанные к

нитям циркулирующих через купальни потоков, чуть заметно

пошевеливаются: туда-­‐сюда, туда-­‐сюда. Кажется, что это он дирижирует

бездушным хором купален. Глаза у него открыты.

- Что это? – ошарашенно бормочет дискобол. – Он что…

- Он умер? Он умер, да?! – у его подружки истерика. – Он умер, Клаудио!

Он умер!

Девчонка замечает, что мертвец смотрит – в никуда, созерцательно – но

ей чудится, что он бесстыдно разглядывает под водой ее прелести. Она

сначала прикрывает срам руками, а потом не выдерживает и бросается вниз

по трубе – в чем мать родила, лишь бы избавиться от кошмарного соседства.

Дискобол крепится – не хочет показаться трусом, но и его потряхивает.

Естественно. Они ведь никогда не встречались со смертью – как и все

те, кто до них выталкивал труп из своих бассейнов. Они не знают, что с нею

делать. Они считают ее уродливым пережитком, они знают о ней из

исторического видео, или по новостям из какой-­‐нибудь России, но никто из их

близких и дальних знакомых никогда не умирал. Смерть отменили много

столетий назад, победили ее, как побеждали до этого черную оспу или чуму; и

как черная оспа, в их представлении смерть существует где-­‐то в герметичных

резервациях, в лабораториях, откуда не сможет никогда вырваться – если они

сами не призовут ее на себя. Если они будут жить, не нарушая Закон.

А она выбирается оттуда, словно пройдя сквозь стены, и заявляется

непрошеная в их сады вечной юности. Равнодушный и жуткий Танатос

вторгается в царство грез Эроса, как хозяин усаживается в самую середину и

глядит своими мертвыми глазами на молодых любовников, на их

разгоряченные срамные места, и под его взглядом те увядают.

В тени мертвеца живые вдруг теряют уверенность, что сами не умрут

никогда. Они пытаются оттолкнуть его от себя, выпихивают его – и тем

самым помогают ему продолжить свое шествие. И посланец уходит. Он уже

сделал свое дело: напомнил людям-­‐жуликам, что бессмертие ими украдено,

как некогда был украден огонь.

А я не прогоняю его. Загипнотизированный, я смотрю Танатосу в лицо.

Даже когда сам работаешь у смерти курьером, лично со своим работодателем

встречаешься нечасто. Наверное, проходит всего несколько секунд, но в тени

мертвеца время замерзает, загустевает.

- Что делать? – лепечет Клаудио; он все еще тут, хотя из оливкового и

превратился в серого.

Я-­‐то не имею права тушеваться перед ней. Нас ведь учили с ней

обращаться.

Подплываю к телу, изучаю. Блондин, полноватый, лицо напуганное,

веки вздернуты, рот приоткрыт; ран никаких не заметно. Хватаю его

подмышки, приподнимаю его над поверхностью. Он свешивает голову, изо

рта и носа течет вода. Нахлебался воды и утонул, вот и весь диагноз. Тут

такого почти никогда не случается: наркотики и алкоголь внутри не

продаются, а без них утонуть, когда воды по грудь, непросто.

Внезапно я понимаю, что знаю, как действовать – из учебных

материалов, из интернатской практики. Утопленников еще минут через

десять, а иногда и через полчаса можно вытащить с того света. Искусственное

дыхание, непрямой массаж сердца. Черт, а я думал, что давно забыл эти слова

за ненадобностью!

Я обнимаю его и волоку к краю чаши – там есть выступ-­‐скамья. Он не

хочет сидеть на воздухе, просится обратно под воду, так и норовит слезть с

сиденья. Клаудио остолбенело уставился на меня.

Так… Легкие у него сейчас наполнены водой, верно? Моя задача –

освободить их. Заместить ее воздухом. Потом попытаться запустить сердце и

снова сделать искусственное дыхание. И снова сердце. И не останавливаться,

пока не получится. Должно получиться, хоть я никогда этого и не делал.

Я склоняюсь над утопленником. Губы у него синие, глаза плачут

морской водой, соленой, как настоящие слезы. Он смотрит мимо меня, в небо.

Черт! Трудно будет приложиться к его рту. Надо бы его очеловечить.

Дать ему имя, что ли. Пусть будет Фред; с Фредом делать это веселей, чем с

неопознанным трупом мужчины.

Набираю полную грудь, накрываю ртом его губы. Они холодные, но не

такие холодные, как я думал.

- Ты что делаешь?! – в голосе серого Клаудио – ужас и омерзение. –

Рехнулся?!

Я начинаю дуть – и тут его челюсть отпадает, и прямо мне в рот

вываливается его язык – вялая мясистая тряпка – касаясь моего языка.