LibCat » Книги » Проза » Современная проза » Артур Кестлер - Слепящая тьма - английский и русский параллельные тексты

Артур Кестлер - Слепящая тьма - английский и русский параллельные тексты

Здесь есть возможность читать онлайн «Артур Кестлер - Слепящая тьма - английский и русский параллельные тексты» весь текст электронной книги совершенно бесплатно (целиком полную версию без сокращений). В некоторых случаях можно слушать аудио, скачать через торрент в формате fb2 и присутствует краткое содержание. Жанр: Современная проза, на русском языке. Описание произведения, (предисловие) а так же отзывы посетителей доступны на портале библиотеки ЛибКат.

Читать книгу

Название:
Слепящая тьма - английский и русский параллельные тексты
Автор:
Артур Кестлер
Жанр:
Современная проза / на русском языке
Год:
неизвестен
ISBN:
нет данных
Рейтинг книги:
5 / 5. Голосов: 1
Избранное:

Добавить в избранное
Отзывы:
Написать комментарий
Ваша оценка:
- 100
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5

Слепящая тьма - английский и русский параллельные тексты: краткое содержание, описание и аннотация

Предлагаем к чтению аннотацию, описание, краткое содержание или предисловие (зависит от того, что написал сам автор книги «Слепящая тьма - английский и русский параллельные тексты»). Если вы не нашли необходимую информацию о книге — напишите в комментариях, мы постараемся отыскать её.

Широко известный политический роман Артура Кестлера «Слепящая тьма». Любопытна судьба этого произведения: рукопись книги, написанная на немецком языке, пропала. К счастью, уже был готов английский перевод, названный «Мрак в полдень» (по-французски роман называется «Ноль и бесконечность»).
Артур Кестлер (1905-1983) прожил сложную, исполненную трагических потрясений жизнь. Еврей по национальности, Кестлер родился в Будапеште, детство и юность провел в Венгрии, Австрии и Германии. Европейскую известность как журналист Артур Кестлер завоевал совсем молодым человеком: с 1926 по 1929 год он был корреспондентом немецкого издательского концерна Ульштайна на Ближнем Востоке, в 1929-1930-годах работал в Париже. Кестлер — единственный журналист Европы, совершивший в 1931 году на немецком дирижабле «Граф Цеппелин» полет к Северному полюсу. В середине тридцатых годов писатель предпринял большое путешествие по Центральной Азии и год прожил в Советском Союзе.
Написанный много лет назад, роман «Слепящая тьма» Артура Кестлера представляет интерес и сегодня. Он дает представление о том, как воспринимались за пределами СССР события внутренней жизни страны, какой огромный, до сих пор трудновосполнимый ущерб был нанесен сталинским террором международному престижу родины социализма и единству мирового коммунистического движения.

Слепящая тьма - английский и русский параллельные тексты — читать онлайн бесплатно полную книгу (весь текст) целиком

Ниже представлен текст книги, разбитый по страницам. Система сохранения места последней прочитанной страницы, позволяет с удобством читать онлайн бесплатно книгу «Слепящая тьма - английский и русский параллельные тексты», без необходимости каждый раз заново искать на чём Вы остановились. Поставьте закладку, и сможете в любой момент перейти на страницу, на которой закончили чтение.

Тёмная тема

Шрифт:

↓

↑

Сбросить

Интервал:

↓

↑

Закладка:

Сделать

Now, however, it seemed to Rubashov that the habitually silent partner spoke sometimes, without being addressed and without any visible pretext; his voice sounded totally unfamiliar to Rubashov, who listened in honest wonder and found that his own lips were moving.	Но с некоторых пор, как чудилось Рубашову, этот обычно немой собеседник иногда, без всяких причин и поводов, вдруг обретал свой собственный голос; Рубашов, не узнавая, слушал его... и замечал, что шевелит губами.
These experiences held nothing mystic or mysterious; they were of a quite concrete character; and by his observations Rubashov gradually became convinced that there was a thoroughly tangible component in this first person singular, which had remained silent through all these years and now had started to speak.	Впрочем, чуда никакого не было - Рубашов обогащался новым опытом, вполне конкретным и физически осязаемым: он постепенно все ясней ощущал реальную природу "личного Я", хранившего раньше упорное молчание.
This discovery preoccupied Rubashov far more intensely than did the details of his interview with Ivanov.	Обретенный голос занимал Рубашова гораздо больше ивановских предложений.
He considered it as settled that he would not accept Ivanov's proposals, and that he would refuse to go on with the game; in consequence, he had only a limited time still to live; and this conviction formed the basis of his reflections.	Он считал, что уже отверг их и таким образом вышел из игры, а значит - ограничил свое существование десятью оставшимися до срока днями; соответственно сузились и его интересы,
He did not think at all of the absurd story of a plot against No. 1's life; he was far more interested in the personality of Ivanov himself.	Он и не думал о дурацком обвинении, которым ему угрожал Иванов; а вот сам Иванов его интересовал.
Ivanov had said that their rules . could equally well have been reversed; in that he was doubtless right.	Уговаривая Рубашова, он упомянул, что они могли бы поменяться ролями - при несколько ином повороте событий; с этим Рубашов мысленно согласился.
He himself and Ivanov were twins in their development; they did not come from the same ovum, yet were nourished by the same umbilical cord of a common conviction; the intense environment of the Party had etched and moulded the character of both during the decisive years of development.	Они ведь были близнецами по Партии, не по рождению, а именно по Партии; одна и та же -партийная - среда формировала и выковывала их характеры в годы становления партий" них принципов.
They had the same moral standard, the same philosophy, they thought in the same terms.	Их породнила единая мораль, общая философия и тождественное мышление.
Their positions might just as well have been the other way round.	Иванов сказал совершенно правильно: они могли бы поменяться местами.
Then Rubashov would have sat behind the desk and Ivanov in front of it; and from that position Rubashov would probably have used the same arguments as had Ivanov. The rules of the game were fixed. They only admitted variations in detail.	И, наверно, следователю Комиссариата Рубашову пришли бы в голову те же доводы, которыми пользовался сейчас Иванов.
The old compulsion to think through the minds of others had again taken hold of him; he sat in Ivanov's place and saw himself through Ivanov's eyes, in the position of the accused, as once he had seen Richard and Little Loewy.	Привычка думать от лица противника опять властно захватила Рубашова теперь он сидел за ивановским столом и смотрел на себя глазами Иванова, вспоминая, как сам когда-то смотрел на осужденных Партией Леви и Рихарда.

He saw this degraded Rubashov, the shadow of the former companion, and he understood the mixture of tenderness and contempt with which Ivanov had treated him.	Вот он, развенчанный Народный Комиссар, отставной командир и бывший товарищ, -Рубашов, глядя глазами Иванова, ощутил его сочувственное презрение.
During their discussion, he had repeatedly asked himself whether Ivanov was sincere or hypocritical; whether he was laying traps for him, or really wanted to show him a way of escape.	Во время допроса он не мог догадаться, хитрил Иванов или был правдивым, загонял в ловушку или спасал.
Now, putting himself in Ivanov's position, he realized that Ivanov was sincere-as much so or as little, as he himself had been towards Richard or Little Loewy.	Поставив себя на место Иванова, он понял, что тот сочувствовал ему так же искренне или равнодушно, как он сочувствовал Леви и Рихарду.
These reflections also had the form of a monologue, but along familiar lines; that newly discovered entity, the silent partner, did not participate in them. Although it was supposed to be the person addressed in all monologues, it remained dumb, and its existence was limited to a grammatical abstraction called the "first person singular". Direct questions and logical meditations did not induce it to speak; its utterances occurred without visible cause and, strangely enough, always accompanied by a sharp attack of toothache.	Рубашов заметил, что его раздумья приняли характер привычного монолога: немой собеседник опять замолчал, и, хотя монолог был адресован ему, он не проявлял признаков жизни, оставаясь неодушевленной, грамматической оболочкой первого лица единственного числа. Ни общие рассуждения, ни конкретные вопросы не могли разбудить немого собеседника. Он заговаривал без видимых причин, но, как правило, когда разбаливался зуб.
Its mental sphere seemed to be composed of such various and disconnected parts as the folded hands of the Piet?, Little Loewy's cats, the tune of the song with the refrain of "come to dust", or a particular sentence which Arlova had once spoken on a particular occasion.	Его заботили странные подробности - протянутые к кресту руки Богоматери, кошки Леви, мелодия песни с рефреном "Будем втоптаны в прах" или непонятная фраза Арловой, когда-то очень удивившая Рубашова.
Its means of expression were equally fragmentary: for instance, the compulsion to rub one's pince-nez on one's sleeve, the impulse to touch the light patch on the wall of Ivanov's room, the uncontrollable movements of the lips which murmured such senseless sentences as "I shall pay", and the dazed state induced by daydreams of past episodes in one's life.	Да и проявлялся он тоже странно: заставлял потирать пенсне о рукав, побуждал коснуться прямоугольника на стене, где раньше висела групповая фотография, принуждал непроизвольно шевелить губами и бормотать явную бессмыслицу, вроде "теперь-то уж я расплачусь за все", насылал столбняк во время видений прошлых, похороненных памятью событий.
Rubashov tried to study this newly discovered entity very thoroughly during his wanderings through the cell; with the shyness of emphasizing the first person singular customary in the Party, he had christened it the "grammatical fiction".	Неспешно шагая взад-вперед по камере, он старался исследовать как можно полнее свое новообретенное Я; с привычным - и всячески одобряемым Партией нежеланием подчеркивать первое лицо он назвал его Немым Собеседником.
He probably had only a few weeks left to live, and he felt a compelling urge to clear up this matter, to "think it to a logical conclusion".	Рубашову, по его глубокому убеждению, ясить оставалось совсем недолго, и он спешил логически осмыслить внутреннюю сущность нового Я.
But the realm of the "grammatical fiction" seemed to begin just where the "thinking to a conclusion" ended.	Но когда оживал Немой Собеседник, умирала способность логически мыслить.