Виктория Хислоп - Возвращение

Хлеба и молока хватало, никто не голодал, и «Эль Баррил» мог работать в более или менее привычном распорядке. Все члены семейства Рамирес держались к кафе поближе, один только Игнасио то пропадал, то появлялся с улыбкой на лице.

Когда Гранаду захватили военные, супруг Эльвиры Дельгадо находился в Севилье. Из-за своих твердых правых убеждений он побоялся пересекать разделяющие два этих города территории, которые все еще удерживались Республикой. Его отсутствие в Гранаде стало для Игнасио, с восторгом воспринявшего военный переворот, дополнительным поводом для радости. Он купил номер «Эль Идеаль», который лежал теперь на столе в баре. В газете неоднократно упоминался «блистательный генерал Франко» – сомнений в политической линии издания не возникало. Поздним утром спустился Эмилио и увидел газету, оскорблявшую своими издевательскими заголовками любого, кто поддерживал Республику.

– Фашистский ублюдок! – выкрикнул он, швыряя газету через всю комнату; страницы разлетелись по полу, покрывая его наподобие ковра.

– Прошу, Эмилио, не надо! – воскликнула мать. – Ты только хуже делаешь.

– Хуже, чем есть, уже некуда, так ведь?

– Но когда все поуляжется, возможно, окажется, что генерал Франко – не самое страшное, что могло с нами случиться, – ответила она.

Эмилио, как и она, знал, что ни один из них в это не верит.

– Мама, я не о Франко, я о своем брате говорю. – Он подобрал одну из газетных страниц и помахал ею перед лицом Кончи. – Как он посмел принести в дом эту погань?

– Это всего лишь газета.

Пусть даже в отношении всей страны в целом такое желание казалось несбыточным, она очень хотела, чтобы хотя бы в ее семье воцарились мир и покой, и оттого попыталась говорить в примирительном тоне. Эмилио знал, что его мать не меньше него ненавидит все то, что творит Франко.

– Это не просто газета. Это пропаганда. Неужели ты сама этого не понимаешь?

– Но, насколько я знаю, других газет сейчас не купить.

– Мам, послушай, пора тебе уже посмотреть правде в глаза и узнать кое-что об Игнасио.

– Эмилио! – одернул его Пабло, привлеченный разговором на повышенных тонах. – Довольно. Мы не хотим больше ничего слышать…

– Твой отец прав. Достаточно того, что на улицах воюют, нечего еще и дома друг перед другом горло надрывать.

Вот и Антонио подошел. Он знал, что старая неприязнь между двумя его младшими братьями усилилась и связано это было с противостоянием, от которого, будто от землетрясения, содрогалась вся страна. Политические разногласия проникли в их дом. Жесткие консервативные взгляды тех, кто хотел подмять под себя страну, представляли угрозу лично для Эмилио. Эти двое юношей ненавидели друг друга с искренностью, не уступавшей той, что горела между республиканцами и фашистскими войсками, патрулировавшими улицы Гранады.

Эмилио бросился вон из комнаты. Никто не произнес ни слова, пока не стихли звуки его тяжелых шагов на лестнице, ведущей в мансарду.

Новости из радиопередач и газет часто оказывались не правдивее случайных слухов, но общая картина вырисовывалась такая: войска Франко не имели того успеха, на который рассчитывали, и хотя кое-какие города сдались на их милость, многие оказывали ожесточенное сопротивление и смогли остаться преданными правительству. Страна жила в состоянии неопределенности.

В Гранаде, словно для того, чтобы вынудить жителей признаться, на чьей они стороне, националисты теперь призывали население вступать в ряды караульной службы. Такие волонтеры носили синие рубахи и становились пособниками тиранического режима. Существовало множество других способов заявить о своих взглядах, цвет рубашки – синий, зеленый или белый – указывал на то, какую именно фракцию правых ты поддерживаешь. Правые обожали дисциплину и порядок, привносимые ношением униформы.

К концу июля Антонио понял, что для Гранады все уже решено. Забастовка закончилась, и на какое-то время возникло ощущение, будто ничего из ряда вон выходящего и не произошло. Стояли в своих обычных местах ожидания такси, открылись магазины, развернули свои навесы кафе. Солнце все так же светило, но жара в сравнении с предыдущей неделей была уже не такой беспощадной.

Все выглядело по-прежнему, – но на самом деле все изменилось. Пусть даже большая часть страны продолжала сопротивляться, Гранада, бесспорно, находилась теперь на военном положении. Гражданским запретили водить автомобили, отменили право на забастовку и хранение огнестрельного оружия.