Виктория Хислоп - Возвращение

Одним утром, когда Конча еще в ночной сорочке попивала свой утренний кофе, через переднюю дверь в кафе вошел Игнасио.

– Доброе утро, дорогой, – поприветствовала она его, почувствовав облегчение при виде сына и, как обычно, воздерживаясь от вопроса, где он провел ночь.

Игнасио наклонился, поцеловал мать во взъерошенную макушку и обнял за шею. Ей чуть дурно не стало от удушливого запаха явно женских духов. Ландыш или дамасская роза? Она не могла разобрать: парфюмерный дух смешался с таким знакомым, естественным запахом сына и, похоже, ароматом сигары-двух, что тот выкурил накануне.

Он выдвинул стул, сел рядом с матерью и взял ее руки в свои. Много лет сын оттачивал на Конче свое теперь уже прославленное обаяние. У нее не было любимчика среди сыновей, но был один, способный отыскать путь к ее сердцу куда лучше двух других.

Тем летом Игнасио должен был участвовать в целой серии боев; выступления вроде как ненадолго приостановили, а это значило, что он наслаждался ничегонеделанием. Он был решительно доволен жизнью и самим собой.

– Теперь же все будет не так ужасно, да? – спросил он. – Что я тебе говорил?

– Хотелось бы в это верить, Игнасио, – сказала она, немного отстраняя сына и заглядывая ему в глаза. В его черных притягательных зрачках плескалась нежность.

Недели, в течение которой длился этот конфликт, было более чем достаточно, чтобы совершенно истрепать ей нервы; она подпрыгивала даже от хлопка двери. У нее до сих пор перед глазами стояло то, как ее соседей вытащили прямо из их дома. Вчера они узнали, что и Луиса, и Хулио расстреляли; в ту же ночь дом Пересов был разграблен. Мария, бедняжка, теперь жила в страхе за свою жизнь и отказывалась выходить на улицу. Конча проведывала ее каждый день с тех пор, как арестовали ее мужа и сына, и в то утро женщина была безутешна. Франсиско кипел от ярости и не мог успокоить мать. Антонио провел с ним целый день, стараясь уберечь друга от необдуманных поступков. А сейчас Игнасио пытался ей сказать, что все будет «не так ужасно».

Однако в некотором смысле им еще предстояло проверить свои нервы на прочность. Утро 29 июля началось с воздушных ударов по Гранаде, бомбардировки будут длиться в общей сложности до конца августа. Хуже всего было даже не варварское уничтожение их города, а то, что многие жители находились на стороне республиканцев, чьи самолеты их теперь бомбили.

Случалось и так, что выбор целей бомбардировщиков встречал одобрение тех, кто до сих пор поддерживал законное правительство.

Однажды утром Антонио оказался с отцом на улице и увидел над головой самолеты республиканцев. Они открыли пулеметный огонь по башне собора. Хотя Гранадский собор был выдающимся по своей красоте сооружением и знаменитой святыней, ущерб, наносимый грандиозной постройке и усыпальнице Изабеллы и Фердинанда, не тронул ни отца, ни сына. Как и большинство тех, кто поддерживал законное республиканское правительство, они уже давным-давно перестали преклонять колени перед алтарями: им претило, что священники пошли на сговор с повстанцами. Католическая церковь с самого начала путча выступала на стороне армии.

Газеты продолжали осложнять взаимоотношения в семействе Рамирес.

– Снова здесь эта фашистская газетенка, – заметил Эмилио, бросая презрительный взгляд на лежащее на стойке издание. – И зачем он все ее сюда тащит?

В том утреннем выпуске подробно освещалась победа националистических войск. Республиканцы посадили несколько своих самолетов в Армилье, не зная, что авиабаза уже находится в руках военных. Когда экипажи спустились на летное поле, их тут же схватили, и фашисты теперь радостно праздновали «доставку» великолепных новых самолетов.

– Прямо подарок для Франко, – едва слышно заметил Антонио.

Подобные истории никак не способствовали укреплению боевого духа среди сторонников Республики. Хотя они продолжали сражаться, чтобы удержать имеющиеся позиции, исход, казалось, до сих пор оставался непредсказуемым.

Следующие несколько дней Гранаду продолжали бомбить с воздуха, – опять гибли невинные люди, обрушивались дома. Выли сирены, подавая сигнал тревоги, но притом что жителей предупреждали о налете, укрыться им на самом деле было негде. Иногда под обломками мог оказаться кто-то из жандармов, но чаще всего жертвами ежедневных бомбежек, которые, казалось, с каждым разом только прибавляли в своей разрушительной силе, становились ни в чем не повинные жители Гранады.