Виктория Хислоп - Возвращение

© Т. А. Савушкина, перевод, 2020

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2020

Издательство АЗБУКА®

Гранада, 1937 год

Тишину комнаты, погруженной за прикрытыми ставнями в ночной полумрак, нарушил щелчок осторожно закрываемой двери. Мало того что она преступно опоздала, но и совершила еще одно прегрешение – попыталась пробраться домой незаметно.

– Мерседес! Где, во имя всего святого, тебя носило? – раздался громкий шепот.

Из сумрака в переднюю шагнул молодой человек, и девушка, лет шестнадцати, не старше, застыла перед ним, склонив голову и спрятав за спину руки.

– Почему так поздно? Зачем ты так с нами?

Он замялся, растерявшись от смешения чувств: совершенного отчаяния и безусловной любви к этой девушке.

– Ну и что у тебя там? Как будто я сам не догадаюсь.

Она вытянула вперед руки. На распрямленных ладошках неуверенно покоилась пара поношенных черных туфель; кожа их была мягкой, словно человеческой, а подошвы – протертыми чуть не насквозь.

Он с нежностью обхватил ее запястья и, удерживая их в своих руках, взмолился:

– Ну пожалуйста, в последний раз тебя прошу…

– Прости, Антонио, – тихо ответила она, встретившись наконец с ним взглядом. – Я не в силах остановиться. Ничего не могу с собой поделать.

– Это опасно, керида миа [1], опасно.

Гранада, 2001 год

Прошли считаные секунды после того, как две женщины заняли свои места. Они были последними из числа допущенных на представление, и хмурый хитано [2] решительно задвинул щеколды на двери.

Волоча подолы своих пышных юбок, к зрителям вышли пять девушек с волосами оттенка воронова крыла. Плотно облегающие платья создавали вокруг их фигур завихрения огненно-красного и оранжевого, ядовито-зеленого и охристо-желтого. Насыщенные цвета, коктейль из тяжелых запахов, стремительность появления танцовщиц и их надменная поступь были нестерпимо, нарочито мелодраматичными. За девушками следовало трое мужчин, одетых мрачно, точно на похороны; все в них было черным как смоль – от смазанных маслом волос до кожаных туфель ручной работы.

Затем атмосфера переменилась: просачиваясь сквозь тишину, в вялом нездешнем ритме зазвучали хлопки, отбиваемые легким и быстрым ударом ладони о ладонь. Один из мужчин стал перебирать струны. Из глотки другого вырвался густой и горестный вопль, который скоро вылился в песню. Резкость голоса перекликалась с грубоватостью этого места и суровостью изрытого оспой лица исполнителя. Только он и его труппа понимали слова на малопонятном наречии, но зрители были способны ухватить смысл. Потеря любимой.

Так прошло пять минут: в темноте, вдоль стен одной из сырых куэвас [3]Гранады сидело пятьдесят человек, едва осмеливаясь дышать. Песня не закончилась в какое-то одно мгновение – она просто стихла, – и девушки восприняли это как сигнал к уходу. Двигались они с неприкрытой чувственностью, не сводя глаз с двери перед ними, будто бы даже не замечая присутствия иностранцев. В темноте витало ощущение опасности.

– Это все? – прошептала одна из запоздавших.

– Надеюсь, что нет, – ответила ей подруга.

В течение нескольких минут в воздухе висело невероятное напряжение, потом до них донесся непрерывный, приятный слуху звук. Не мелодия, а мягкий рокочущий перестук: щелканье кастаньет.

Одна из девушек направлялась обратно: она шествовала по вытянутому на манер коридора проходу, тяжело впечатывая шаг и задевая оборками своего наряда запыленную обувь сидящих в первом ряду туристов. Ткань ее платья яркого мандаринового оттенка с огромными черными горошинами туго, так что трещали швы, натянулась на животе и груди. Девушка ритмично притоптывала на деревянных половицах, составлявших сцену: раз -два, раз -два, раз -два-три, раз -два-три, раз -два…