Анатолий Луцков - Африканский связной

И вот Вьюгин благополучно добрался до последнего городка перед границей, состоящего из одноэтажных домов, а самым высоким зданием была англиканская церковь при миссии, у которой был узкий фронтон, образующий острый угол, и двухскатная черепичная крыша, а все это, видимо, обеспечивало значительную высоту потолка. Колокольни при ней, конечно, не было, так как еще со времен Кромвеля звон колоколов считался вредной католической затеей и напрасной тратой времени в ущерб молитве.

Вьюгин остановился в единственной гостинице, где за конторкой сидела индийская женщина в лиловом сари с очень правильными чертами лица, но с весьма темной кожей, почти такой же, как и у здешних жителей-африканцев. У нее были длинные, совершенно прямые волосы, золотые серьги в ушах и на шее цепочка с золотой свастикой. Это его ничуть не удивило, он знал, что это очень древний религиозный символ. На стене красовались глянцевитые изображения индуистского пантеона, из которого Вьюгин узнал только Кришну с яркоголубым лицом (видимо, это было признаком его божественной сущности) и пастушку Радху с белой горбатой коровой за ее спиной. Глаз у коровы был в окружении таких ресниц, которым позавидовала бы любая красавица.

Вьюгин выполнил все необходимые формальности, получил ключ, попутно состоялся разговор, в ходе которого выяснилось, что муж хозяйки уехал надолго на историческую родину где-то на юге Индии навестить родственников, но она намекнула и на другую возможную причину его столь долгого отсутствия, которую она предпочла не объяснять. Их двое детей находились сейчас в английской школе-интернате в столице страны. Она вела хозяйство сама, что было делом несложным в виду того, что число гостей все время удручющим образом снижалось.

Потом он отправился на поиски ляховского агента Мфене, какого-то мелкого чиновника, который пугливо косился по сторонам, объясняя Вьюгину местонахождение их явочного пункта. Им оказалась бакалейная лавочка, которую держал его брат, и где они потом уединились в небольшом складском помещении.

Вьюгин, пускаясь в дорогу, был одет и обут по-походному. В его сумке была даже москитная сетка, которой снабдил его Ляхов. Он честно предупредил Вьюгина, что ночлег у него может быть в самых неожиданных местах и вручил ему пластмассовую бутылочку с какими-то таблетками, которые ему придется глотать каждый день, чтобы обезопасить себя от опасной тропической малярии.

Он оказался в назначенный ему час на явочном пункте, то есть в подсобке бакалейной лавки, где должны были преобладать товары, которые когда-то в Европе загадочно именовались колониальными, но теперь на их гегемонию нагло посягали консервные банки и многочисленные виды пищевых концентратов из-за океана, особенно хлопья европейских злаков в разной степени расплющенности, питательные смеси с претензией на замену всей остальной человеческой пищи и, как бы даже подписывающие ей приговор. В сумке Вьюгина уже был набор такого рода питания, но Ляхов больше надеялся на пухлую пачку американских долларов, отобранных по принципу малой номинальной стоимости, то есть по одному и по пять. Он объяснил Вьюгину, что в той стране, куда он направляется, ходили еще деньги колониального периода, а также английские фунты, но предпочтение все-таки отдавали “зеленым” по причине универсальности их применения.

Сидя на мешках с рисом, Мфене и Вьюгин обсуждали план действий, хотя все это сводилось к тому, что последний слушал то, что ему сообщал ляховский агент. Теперь Вьюгину предстояло зависеть от тех, кто будет дальше продвигать его от одного действующего лица этой связки агентов к другому, пока он не будет наконец предоставлен самому себе. Мфене был с ним сдержанно любезен, но сдержанности поубавилось, когда Вьюгин вручил ему конверт с деньгами и письмом от Ляхова. Самому Вьюгину предписывалось поменьше показываться на улицах этого городка в светлое время суток и не обращать на себя чье-то заинтересованное внимание. Он уже узнал от Мфене, что европейцы в городе были представлены в основном врачами больницы, учителями средней школы и миссионерами. Всех вместе их было менее двух десятков и их здесь знали так же хорошо, как и местных лавочников-индийцев. А невиданное доселе белое лицо должно было производить заметное впечатление на окружающих в силу именно своей интригующей незнакомости. Кроме того, Вьюгин помнил, что каждому новоприбывшему следовало в приграничном городе засвидетельствовать свое почтение местной полиции, чего Ляхов ему решительно не советовал делать.