Анатолий Луцков - Однажды в Африке…

Леса по берегам реки с какой-то подавленной обреченностью стояли, уже сменив свой беззаботный летний наряд на несколько печальный желто-багряный. Только остроконечные ели с хмурым равнодушием к сменам времен года с вызывающей заметностью темнели среди всей этой недолговечной и уже обреченной желтизны и багрянца. Своей неподверженностью переменам в природе они словно бросали вызов ходу времени. Но это был всего лишь мнимый вызов, а их игра в неизменность и это их вечнозеленое великолепие выглядело все же неубедительно. Осень была уже во всем: в низком и неярком солнце, в облаках со свинцовым подбоем, в сумрачно-холодной синеве реки.

Все эти осенние прелести, с суровой торжественностью проплывавшие мимо, Вадим Комлев какое-то время довольно отрешенно наблюдал из окна своей каюты, над дверью которой сияла медная табличка с надписью «старший помощник капитана», прежде чем бухнуться, сняв только туфли, на свою узкую койку, чтобы немного вздремнуть до вахты, которая начиналась ровно в четыре дня. Его старая и верная «Спидола» на столике у окна передавала новости и Комлев в ее работу не вмешивался. Он давно уже привык спать при любом звуковом сопровождении, а на движущемся судне всегда стоит какой-то шум и гул. В этом случае звук голосов из эфира не только помогал нейтрализовать или уравновесить этот гул, но еще и должен был помочь Комлеву проснуться до того, как посланный с мостика матрос грубо постучит в окно или в дверь, напоминая ему о вахте. Когда он уже готовился провалиться в соблазнительно мягкую и упругую внутри, словно наполненную еловым лапником, яму сна, он еще успел услышать, как диктор с равнодушной деловитостью в этот момент вещал: «В африканском государстве Бонгу прошли президентские выборы. Действующий президент, выставивший свою кандидатуру повторно, не сумел набрать нужное число голосов, дающее возможность сохранить за собой пост на новый срок. В настоящее время его местопребывание неизвестно, предположительно, он скрывается в одном из иностранных посольств. В столице Бонгу, городе Лилонгве, неспокойно, повсюду слышится стрельба. Идут поиски и арест членов правительства и чиновников аппарата президента.»

Потом приемник заговорил о погоде. Со стороны Атлантики ожидался обширный циклон. «Ну и нравы в этом государстве Бонгу», — успел еще неодобрительно подумать Комлев засыпая.

Он проснулся через сорок минут под назойливо-развязную рекламу какого-то чудодейственного медицинского препарата: «Верните себе радость бытия — покупайте наше лекарство! Наш фантазипин возьмет вашу боль на себя!»

Пока Комлев надевал форменную тужурку с потускневшими шевронами на рукавах, в которой ему полагалось выходить на вахту и затягивал узел галстука, он думал о быстро улетучивающемся, как утренний туман, сне, который он только что видел. «Что мнится, то и снится», — вспомнилась ему старая присказка, как бы начисто отметающая идею вещих снов и толкующая природу сновидений со строго материалистических позиций. А сон Комлева как раз был на тему того, что он успел услышать тогда по радио, и видел он перистые кроны кокосовых пальм над крышами невысоких обшарпанных домов, черный дым и пламя горящего прямо посреди улицы автомобиля, солдат в пятнистой униформе со скорострельными винтовками в руках, он даже запомнил сверкающие белки глаз на темных, блестящих от пота лицах. И он, Комлев, в легкой рубашке и шортах, с тревожным любопытством смотрит на улицу, слегка отвернув штору на окне. Дверь у него надежно заперта, и в нее никто не стучит прикладами. Но за спиной он вдруг именно почувствовал, а не услышал, какое-то легкое, но пугающее движение. Он обернулся и окаменел, увидев, что дверь на лестничную площадку широко распахнута, и там уже зловеще темнеют две или три фигуры. «Как они сумели бесшумно открыть дверь?» — мелькает у него в голове запоздалая и ненужная теперь мысль. Комлев понимает, что пришли за ним и теперь ему конец.