Вьюгин не соврал Ляхову, представив Элис Мнамбити в качестве будущего специалиста по Грэму Грину, когда она защитит свою диссертацию в этом году. Возможно, в этом он даже завышал ее способности в угоду большего соответствия своему идеалу. Тот преподавательский вечер проходил в довольно просторной квартире университетского профессора, в ней даже было что-то вроде зала, где уже кому-то не терпелось начать танцы. В соседней комнате, запечатленной затем на роковом снимке, был большой стол с массой бутылок и с чисто символическими закусками. Вьюгин уже давно знал, что в западном мире едят отдельно и пьют тоже отдельно от еды, а хозяин квартиры был англичанин. Окна были открыты, чтобы давать выйти табачному дыму и было не более душно, чем бывает обычно перед наступлением вечера.
Они тогда вдвоем устроились у окна со стаканами в руках. Говорили о двух романах Грэма Грина, построенных на африканском материале. Вьюгин еще не задумывался о том, что разговор между мужчиной и женщиной, у которых уже обнаружилось смутное влечение друг к другу, которое часто сметает расовые, этнические или религиозные перегородки, то этот разговор может быть вообще ни о чем, а если и может иметь какую-либо тему, то это будет лишь поводом говорить какие-то уместные в ее рамках слова. Тогда как главный смысл будет в чем-то другом, что даже не всегда сознается говорящими. В данном случае Вьюгин вел разговор на заданную тему, а Элис его, скорее, умело поддерживала.
— У меня, возможно, слишком высокие требования к автору, — немного сбивчиво говорил Вьюгин. Говорить о литературе ему давно не приходилось, да еще на чужом языке. — Мне хочется, чтобы картина мира, которую он изображает, была полнее и достовернее. Мне нравится Грин, но он не во всем меня удовлетворяет.
— Грэм Грин старается передать драму человеческих отношений, и если это происходит в Африке, то нельзя отделить эту драму от африканского контекста.
Элис, видимо, нравилось слушать себя, и она как бы репетировала свое выступление перед диссертационной комиссией. Вьюгин же пытался высказать то, что ему давно не давало покоя. При всей своей симпатии к Грину, он все-таки считал, что Африка в двух его романах выступает в виде целого ряда декораций: мрачно-загадочных, неприятно-осязаемых, пугающих и даже жестоких. Это просто яркий и выразительный фон и не более того. Он не удержался и закатил целый монолог:
— В “Сути дела” более предметно дана картина жизни в этой британской колонии, там все привязано к месту и времени. В Европе и в Северной Африке идет война, у берегов этой колонии немецкие подлодки топят торговые суда. Допускают возможность вторжения с севера — из французской колонии, которая признает правительство в Виши. А в последнем его романе об Африке? Легко догадаться, что все происходит в Бельгийском Конго, хотя там нет ни одного подлинного названия. Вот некий город с резиденцией губернатора. Прием, на который приглашены местные плантаторы с женами, католический епископ, все, как в старые добрые колониальные времена. А вот когда была написана книга, Элис?
Она слушала Вьюгина с полуулыбкой, он явно ей нравился и его полемический задор тоже, потому что для нее многое было ново. Ее африканские знакомые-мужчины, видимо, попрежнему считали, хотя открыто это и не выражали, что с женщиной о серьезных вещах говорить не стоит. А только о пустяках или на чисто бытовые темы. У них даже есть одна поговорка: “Когда дорога длинная, нет недостатка в разговорах, даже если идешь с собственной женой”.
— Когда она была, примерно, написана, Алекс? Трудно сказать. Первое издание было, кажется, в шестидесятом.
— У писателей такого ранга книги в издательствах долго не лежат. Я думаю, что Грин и написал ее в том же году. А что такое 1960 год для Конго?
— Ох, Алекс, я в политике так слабо разбираюсь.
Вьюгину теперь казалось, Элис дразнит его или же она начинает понемногу пьянеть. Ему почему-то было невдомек, что он интересует ее как мужчина, к тому же из белых, с которыми близкого знакомства у нее еще не было, и ей хотелось заполнить этот досадный пробел в своем опыте. Но в тот момент, скорее всего, ни она, ни он еще не знали, как закончат они этот вечер, хотя человек опытный, пусть даже далеко не провидец, уже мог бы предсказать дальнейшее развитие событий. Вьюгин же все еще не был в состоянии освободиться от беспокоящей его идеи, словно от назойливого комара.
— Элис, когда он описывал в своем последнем африканском романе эту драму в лепрозории при католической миссии, и если это было лето шестидесятого года, то уже была формально провозглашена независимость в Конго. Страна бурлила, как котел на сильном огне, Чомбе требовал отделения Катанги. А меньше, чем через год убили Патриса Лумумбу, главу правительства.
Читать дальше