Джеймс Келман - Перевод показаний

Я говорю, что там могла быть жизнь. Да, это я так говорю.

Я не стыжусь. Чего. Тут нет ничего, чтобы я должен стыдиться. Я приспосабливаюсь, так же. Я приспосабливаюсь. Мы приспосабливаемся. Мы все приспосабливаемся, вы и я, нас таких много. Нет, никакой вины я не ощущаю.

Да, это я так говорю, я говорю это. Тот миг. Когда я увидел движение, движение тела. Ну и что из того, воздействие, когда я заорал так, так громко, так очень громко, не знаю, как громко, но, да, я завопил, это был пронзительный вопль. Мы же все люди. Глаза открыты. И ничего больше сделать нельзя.

Да, я это и говорю. Такой период, ничего нельзя сделать, это был такой период.

Да, я ушел. Я так и сказал.

Имя индивидуального существа имеет значение, это я знаю, но также и то, что следует делать, я знаю, по себе не по себе, что делать, что я это должен сделать, если я это могу, то сделаю, я не препятствую продвижению, мы продвигаемся вперед, мы должны прогрессировать, как же в этом можно сомневаться, только не я.

Когда она разговаривала со мной, то всегда старалась не улыбаться, руки у нее были сложены под грудью. Мне приходилось отводить от нее взгляд, уходить от нее, ее из моего ума. Да, это была она и ее улыбка ко мне. Это сентиментальность. Я не знаю, может и умерла. Сентиментальность происходит не от этого. Она может быть мертвой, но эта память о ее улыбке. Я могу лежать целую ночь без сна, и шумы от других, и у меня на уме ее улыбка ко мне. Кем она была, руки сложены там и улыбается. Да, мне. Я уже говорил. Что можно тут отрицать, и кто это станет.

Это возможно, я так не думал. Если возможно, то не я.

Люди добиваются узнать это, но от меня не узнают, мое, от меня. Другие мне не важны. Я других людей не обвиняю. У них свои жизни, у нас наши жизни, мы проживаем их индивидуально, один, другой, один с другим.

что, если я должен сказать, то что это.

Образ теперь стирается, если от меня требуют этого, да, я больше не вижу ее так ясно, ее улыбка печальна, была печальна, или стала. Я не признал печали, если она была раньше, видел только улыбку, руки сложены, под грудью, характер женщин, улыбки создаются из нас самих, деталь характера, детали, тех женщин, мы, мужчины, улыбаемся.

Знал ли я кто она, это, что ли, я должен сказать, нет, не думаю, я не думаю, что это возможно, чтобы она ускользнула из моего ума. Я мужчина, один. Другие тоже ее видели, мужчины видели ее. Можно спросить и у них, не спросить

Ускользает ли она из моего ума.

Что от меня требуется, я не должен лежать без сна, должен даже охранять мой ум, не давать ей войти, что это за женщина, кто она, что мы, мужчины, должны делать не должны делать, если ее имя имеет значение, то почему, каковы последствия, если тут какие-то будут. Я сказал, ее улыбка всегда была здесь. Это моя память. Что мы можем понимать под памятью, этого я вам не скажу, все и так знают, я один, да, один из всех, я не бог, существуют дети, мужчины, женщины, мы сами, кто мы такие, а я просто один из тех, и если имя ее существенно, то что я должен сказать, имя разоблачит ее, я должен ее разоблачить, это невозможно. Я лучше умру, убейте меня.

Да, я улыбаюсь. Я в безопасности, вот и все, она во мне. Это не кончилось. Мне все равно, так не так. Если это существенно для меня, так что это. То, что мужчина от женщины.

Когда она разговаривала со мной. Я говорил, она это делала, да.

Может она что и рассказывала, я не знаю, что это могло быть.

Я могу говорить, говорить не говорить, у меня нет сил. Я бы поспал, если можно поспать, то я бы поспал.

И если она придет ко мне, она может прийти, среди шума других, которые тоже могут спать, во сне, среди сонных шумов.

Я улыбаюсь, в ее память, в память о ней, я улыбаюсь теперь, со мной не память о ней, со мной она, и руки у нее сложены там, она всегда такая, живая, и улыбается мне, присутствует здесь, и сейчас, сейчас.

Это был взгляд, этот вопрос. Я бы сказал это, мужчина, как человек. Беззакония существуют.

Беззакония существуют. Беззакония практиковались. Говорю это теперь. Если вы способны услышать. Нужно, чтобы меня услышали.

Для других тоже, это было бы обращением к ним. Методом обращения, как он практиковался. Я не питаю сомнений.

Мы были разными. Что есть идентичность, одного одному, другому, одного другому. Если он думает это я, это не так, он ничего не знает

Я могу ошибаться, она может ошибаться, могли.

Я ошибаюсь и сейчас. Сейчас я не ошибаюсь. Я могу ошибиться. Могу это сказать. Но в той стране это было от их лица, вот потому я там и был, и она тоже. Я не говорю, что не от своего тоже, этого я не говорю