Хербьёрг Вассму - Седьмая встреча

Велорикша привез их к храму, но Горм мог думать только о том, когда он сможет прижать телеграфистку к себе. По пути он как бы случайно падал на нее на поворотах, и от этого его желание только усиливалось.

Она объявила, что хочет прокатиться по канатной дороге, и приказала велорикше везти их туда. Они ехали бесконечно долго. Горм положил руки на колени и мечтал о кусочках льда.

В гондоле они сидели среди туземцев, стиснутые, как сельди в бочке. Но наверху дул приятный ветерок, и Горм вновь обрел силы радоваться обратной поездке в такой же тесноте и жаре.

Телеграфистка почти не разговаривала, и понять по лицу, о чем она думает, было невозможно. Но он знал, что и она хочет его. Разве она не сама его выбрала? Ее движения, взгляды, манера упираться руками в бока, когда они останавливались у стен и вьющихся растений, осматривая достопримечательности, убедили его в этом.

Он был готов взорваться от нетерпения. Когда они спустились к ждущему их велорикше, Горм на мгновение забыл о Со страстью, удивившей его самого, он прижал телеграфистку к себе.

— Спокойно! Спокойно! — шепнула она ему в ухо.

Она привезла его в одно место в Джорджтауне. Там было что им нужно. Душ, пиво, кровать. Она начала стаскивать с него рубашку и закончила раздевание, сдернув с головы свой пластмассовый козырек. Горм еще никогда не встречал женщину, которая была бы так уверена в себе, несмотря на свою наготу.

Через два часа он был уже в состоянии заметить, что за грязными стеклами сверкают молнии. Телеграфистка превратилась в Гюнн, и им приходилось кричать друг другу, чтобы перекричать шум дождя.

— Хочу есть, хочу чаю! Умираю, хочу есть! — сказала она и начала одеваться.

Они сидели на бочке из-под нефти под дырявой крышей из гофрированного железа. Юноша с индусской внешностью подал им на пальмовых листьях рис, приправленный карри, цыпленка и обжигающе горячий чай.

Сперва Горм запротестовал против чая, но Гюнн убедила его, что в жару это единственный напиток, который следует пить. Глядя ей в глаза, он выпил чай, чтобы угодить ей, по лицу у них бежали ручейки пота. После этого они вернулись в комнату и начали все сначала.

— Ты хороший гид, — сказал он, обхватов ее руками.

— И только?

Он был рад, что из-за темноты она не видит его смущения.

— Нет, не только. Во всем, — дерзко ответил он.

— Знаешь, сколько мне лет?

— Нет.

— Тридцать три.

— Ого! — Он не смог скрыть удивления.

— Ты когда-нибудь проделывал это с такой старухой? — Она засмеялась.

— Нет. — Он тоже засмеялся.

— Я так и знала, — коротко заметила она.

Он сник и замолчал. Прошло несколько минут.

— Ты очень красивый, так что берегись, а то тебя живо проглотит какая-нибудь штучка вроде меня. Но это все равно лучше, чем ходить по девкам.

Горм не знал, как ему следует ответить.

— Если ты станешь хвастаться, когда мы вернемся на борт, это обернется против тебя же, — предупредила она.

— У меня нет такой привычки.

— Прекрасно. Я не сомневаюсь. Но хочу довести до твоего сведения, что ты у меня первый юнга.

— Перестань нести чушь, — сердито сказал он.

— Ладно, успокойся, — миролюбиво сказала она. Из-за наступившей темноты и звезд или из-за принятого им решения жить без оглядки, чтобы было что записывать в свой блокнот, он неожиданно спросил:

— Ты веришь в любовь?

Ему показалось, что сквозь свистящее шуршание шин на мокрой дороге он услыхал ее вздох.

— Не знаю. Я выйду замуж, когда спишусь на берег.

Горм понял, что команде известно о том, что он был на берегу вместе с телеграфисткой. Матрос Буббен косился на него и делал грязные намеки. Остальные поддерживали Буббена, так продолжалось от Малаккского пролива до Сингапура.

Там, крепко надравшись в одном баре, Буббен прорычал Горму через стол:

— Кажется, наш салага недавно получил телеграмму?

Матросы переводили взгляд с Горма на Гюнн. Она сидела через два столика от них вместе с механиком и вторым штурманом. Воцарилась тишина. Все слышали, что сказал Буббен. Теперь они ждали от Горма достойного ответа.

Было тепло и влажно. Тонкая белая блузка Гюнн приклеилась к телу. Он вспомнил, как выглядел мир, когда она сняла ее. Лица сидевших за столом вместе с ним тоже способствовали тому, что у него в голове все смешалось. А может, он слишком много выпил. Но только Горм не сумел взорваться, как ожидали матросы, он только закурил сигарету.

— Ты что, оглох? — прогнусавил Буббен.