Хербьёрг Вассму - Седьмая встреча

Акварельные краски можно было смешивать до бесконечности. Каждый цвет в каждый миг был неповторим, и создавала его она, Руфь. Она всегда мечтала о красках. Еще не открыв коробку с круглыми плюшками акварели — каждая лежала на своем определенном месте, — она уже ощущала их запах. И это был не только аромат, воспринимаемый ноздрями, но и особый, незабываемый привкус во рту.

Руфь сидела за старомодной школьной партой, которую как будто вытесали из одного корня. Парта была рассчитана на двоих, и у нее поднимались две крышки. Сверху было два круглых углубления для чернильниц и два продолговатых — для ручек. Вообще-то, парта была наклонная, и на ней почти ничего не держалось, если не считать бумаги и не очень скользких книг. Все, что не умещалось в небольших углублениях, скользило, падало и катилось по проходу. Ручки, мячики, клубки бечевки, стеклянные шарики, цветные мелки.

При виде падающего мелка у Руфи по спине побежали мурашки. Сперва послышался звук летящего предмета. Мелок достиг пола и раздался отвратительный хруст.

Она наклонилась и увидела его на полу. Конечно, он раскололся.

На глаза у нее навернулись слезы, но она надеялась, что никто их не заметит. Кто плачет, тот проиграл. Она попросила Йоргена подложить под крышку ее парты учебник по чтению Ролфсена. Парта стала не такой наклонной. Потом, втянув головы в плечи, они стали рисовать наперегонки. Но Руфь все время думала о расколотом мелке.

Йорген недовольно вздыхал, потому что крышка парты стала высока для него. Но ведь от него никто не требовал выполнения задания. Он ходил в школу, потому что в школу ходила Руфь, и понимал, что там надо сидеть тихо.

Элла смотрела на них с соседней парты. Ее мелки без конца падали на пол, но она не обращала на это внимания. Подумаешь, беда какая — Элла была единственным ребенком в семье.

Раньше мелки были четырехгранные. Они неплохо держались на покатой крышке. Но на эти, круглые, нельзя было положиться.

Когда учитель проходил мимо, Руфь спросила, почему у парт такие неудобные крышки. Он посмотрел на расколовшийся мелок и покачал головой. Но не рассердился, просто улыбнулся и сказал: «Не знаю».

Вот тебе и раз — учитель, а не знает такой простой вещи.

Она попросила у него пластырь, который всегда лежал в школьном шкафу. И кое-как склеила красный мелок. Но мелок быстро стерся, и пластырь стал мешать. Ведь почти все, что она рисовала, было красным.

Элла сказала, что Руфь может рисовать мелком Йоргена. Руфь даже не ответила на такое глупое предложение. Как будто у Йоргена можно что-то забрать! Тогда Элла предложила ей рисовать море и небо, чтобы сберечь красный мелок.

Руфь попробовала, но это почему-то было скучно.

— Нарисуй негра, — посоветовала ей Элла.

Руфь нарисовала лицо негра с золотыми кольцами в ушах и оранжевым ртом, совсем как трефовый валет из колоды карт. Но это тоже было неинтересно, хотя и лучше, чем ничего.

В конце концов она обменяла свой зеленый мелок на красный Эллин, он был целый. Правда Элла тут же пожалела о сделке и захотела вернуть свой мелок. Руфь отказалась, и Элла заплакала.

Учитель подумал и сказал, что мелками меняться нельзя. Мелки — школьная собственность.

Руфь сложила все мелки в потрепанную коробку, подошла к столу учителя, сделала книксен и отдала учителю школьную собственность. Он не хотел их брать и предложил Руфи перестать капризничать. Но поскольку капризничала не она, а Элла, Руфь ничего не могла с этим поделать. На переменке она решила запереть Эллу в уборной так, чтобы никто этого не заметил. Но Элла не пошла в уборную. Тогда во время построения Руфь наступила ей на ногу. Элла заплакала и сказала, что ей очень больно.

Руфи пришлось просить у Эллы прощения, однако она скрестила два пальца и зажмурилась, тогда извинение не считается.

С того дня Руфь начала собирать все монетки, какие ей удавалось добыть, чтобы накопить денег и купить мелки, которые не были бы школьной собственностью. Она знала, что за такие поступки люди попадают в ад, по крайней мере, так говорил Эмиссар. Но до этого было еще далеко, так что она все-таки продолжала собирать монетки.

В мужских брюках всегда можно было найти монетку или две. И в жестяной коробке над плитой. Когда дядя Арон по воскресеньям ложился вздремнуть после обеда, он аккуратно снимал брюки, потому что тетя Рутта не допускала, чтобы он измял их. В длинных белых подштанниках дядя Арон кружил по кухне в поисках газеты и очков. Потом он заваливался на диван в гостиной и начинал храпеть, не успев прочитать ни строчки.