Хербьёрг Вассму: Наследство Карны

Прежде чем что-то сказать, она вынимала изо рта булавки и втыкала их в черный бархатный грибок. Грибок был прикреплен к краю стола. Булавки красиво поблескивали при свете лампы.

С Ханной было хорошо, но Карна никогда не была уверена, что непременно застанет Ханну на месте. Поэтому она искала ее во всех. Даже в новой Ханне. Это ее не пугало. Ведь настоящая Ханна с Исааком все равно уехали. Рано или поздно все уезжают на пароходе.

Сначала слышались стук и плеск, потом пароход выныривал из-за бугра с флагштоком и замирал на месте, не переставая урчать.

К нему на лодке направлялся приказчик Ливиан. Если море было неспокойно, лодка то взлетала на волнах, то проваливалась между ними. Она была такой одинокой! В тихую погоду лодка, словно птица, подплывала к большому пароходу.

Бывало, что с пароходом, кроме мешков и ящиков, прибывали люди, которых Карна прежде не видела. Если они приходили в дом, ее заставляли выйти к ним и поздороваться с ними за руку.

По их глазам Карна сразу понимала, видят они ее или нет.

Новая Ханна увидела ее сразу, как только приехала. Она смотрела на Карну даже больше, чем на папу.

Сперва она сказала что-то непонятное, и папа также непонятно ответил. По пути от причала до дому она держала Карну за руку. Несколько раз она останавливалась, опускалась на корточки, делаясь одного роста с Карной, и произносила свои странные слова.

В присутствии новой Ханны голос у папы становился нежным. Даже после того дня, когда он в зале крикнул те злые слова. Может, после того дня даже чаще.

Новая Ханна сидела у пианино.

Пахло травой, на окнах висели белые занавески. Время от времени они надувались от ветра. Через мгновение они опадали, и Карна уже не знала, было ли это на самом деле.

Она подползла вплотную к этому черному ящику, чтобы лучше слышать, как новая Ханна заставляет его петь.

На педалях стояли босые ноги новой Ханны. Когда она нажимала на педали, большие пальцы задирались вверх. Они казались злыми, хотя не делали ничего плохого. А может, они просто чего-то боялись? Например, что их кто-нибудь схватит.

Несколько минут Карна слушала музыку, пытаясь понять, чего же так боятся пальцы Ханны, а потом нагнулась и укусила один из них.

Новая Ханна отдернула ногу, и пианино загрохотало. Потом ее лицо нырнуло вниз. Волосы почти коснулись пола. Они, точно занавеска, повисли между нею и Карной. Не такие черные, как у настоящей Ханны, но тоже красивые.

Подбежал папа, браня Карну за то, что она помешала музыке, и за ноги вытащил ее из-под пианино.

— Оставь ее, — сказала новая Ханна и взяла несколько сердитых аккордов.

Но она не сердилась. Она смеялась.

Папа взгромоздился вместе с ней на табуретку. Их головы надолго словно слились друг с другом. Послышались странные звуки.

Карна выпрямилась, ей хотелось, чтобы они обратили на нее внимание.

Они не обратили.

Тогда она потянулась и обеими руками ударила по клавишам. Из пианино вырвался громкий вопль. Но они все равно не видели ее.

Наконец она крикнула:

— Можешь уехать обратно на своем пароходе!

Папа рассердился, однако новая Ханна посадила Карну к себе на колени и своими пальцами прижала к клавишам ее пальцы. Карие стало даже немного больно.

— Поиграй нам! — сказала новая Ханна и снова нажала на пальцы Карны.

Послышалась мелодия — «Старик Ной».

Когда новая Ханна отпустила ее руки, Карна, не отрывая глаз от клавишей, стала нажимать на те, в которых, по ее мнению, прятались звуки.

И в гостиной еще раз зазвучал «Старик Ной».

На комоде в гостиной в резной рамке стояла фотография. Взрослые говорили, что это ее мама.

— Это твоя мама, Карна, тебя назвали в ее честь, — сказал папа. — Она умерла, когда ты родилась.

Карна много раз слышала это от папы. Но это были просто слова.

Таким же словом был для Карны и Копенгаген. Там люди умирали. И виновата в этом была она, потому что ей всегда говорили: «Когда ты родилась…»

Иногда она придвигала к комоду стул и залезала на него, чтобы мама Карна могла ее видеть. От этого ей всегда становилось грустно.

Когда настоящая Ханна приезжала в Рейнснес, все уже знали заранее, когда она уедет обратно в Страндстедет.

Вместе с ней уезжал и Исаак. Исаак и Карна спали в одной комнате, хотя он был старше ее. Если Исаак сердился на Карну, он уходил спать в дом к Фоме и Стине.

Когда Исаак бывал в настроении, с ним было весело. Но он быстро начинал сердиться и называл Карну малявкой и дурой. Карне это не нравилось. Однако изменить этого она не могла. Она могла толкнуть стул ногой или пойти в конюшню и тыкать в лошадей палкой, пока они не заржут. Но это ничего не меняло.