Хербьёрг Вассму: Наследство Карны

А бугор с флагштоком так и оставался на своем месте. Он был вечен. Хотя сам флагшток время от времени приходилось чинить.

Карна проснулась в своей комнате, все было серым и черным. Ветки розовых кустов царапали стекло. Негромко, но тревожно.

Карна вспотела, хотя ей было холодно. Она не сразу спустила ноги с кровати.

Удушливая тревога сжала ей сердце, и она не могла больше летать.

Лоскутный половик был полосатый, но разглядеть цвет полосок Карна не могла. Половик был холодный и неровный. Она ощутила это еще до того, как поставила на него ноги. Самыми неровными и выпуклыми были синие полоски. На них пошло старое зимнее пальто Ханны.

Карна вышла в столовую, где уже гудела растопленная печка, и побрела на кухню. Сперва тепло коснулось ее босых ног, потом окутало ее всю целиком. И внутри этого тепла ее всегда ждала Олине.

Когда-то Карна думала, что Олине и ее табуретка на колесиках — одно целое. Но как-то раз Олине заболела и осталась в постели. Пустая табуретка одиноко стояла перед плитой. На табуретке лежала синяя клетчатая подушечка, которой Карна прежде не видела.

Случалось, Карна просыпалась с неприятным вкусом во рту, напоминавшим ей, что папы не было дома, когда она заснула.

Тогда оставалось только забраться к Олине на колени и спросить:

— А папа вернулся домой?

Когда вновь появлялось солнце, свет был повсюду, его излучал даже снег. Глаза невольно щурились, словно хотели спрятаться.

Но прятаться было бесполезно. Сперва смотреть на свет было больно. Карне казалось, что сквозь ее голову проносятся стайки верткой плотвы.

И все-таки она не могла жить без света.

Если она долго смотрела на затянутое дымкой солнце, ее уносила музыка моря. А потом наступало мучительное пробуждение.

Карну утешали папины объятия. Его голос. Рука на лбу.

Было хуже, если она встречала чужие глаза или ей случалось обмочиться во время припадка.

Папа укутывал Карну одеялом и относил в ее комнату. Но он не всегда был рядом.

Однажды Карна легла на спину на белый, только что выпавший снег. Даже с закрытыми глазами она чувствовала, что теплый свет и холодный снег — единое целое. Как море и небо за островами и шхерами.

От этой мысли ее голова раскололась на части и устремилась в небо.

Ей пришлось помахать руками и ногами, чтобы убедиться, что она цела. Потом она осторожно встала, стараясь не оставить на снегу следов.

Когда она открыла глаза, на снегу лежал ангел. На том месте, где только что лежала она сама. Она создала ангела по своему образу и подобию.

Карна рассказала Олине про ангела и услышала в ответ, что это богохульство.

Она не стала возражать, но поняла, что Олине не всегда бывает права.

Карне хотелось думать, что Ханна всегда была одна и та же. Но это было не так. У нее вдруг появился другой голос.

И другие платья. И руки у нее были не такие решительные, как у прежней. И пахла эта новая Ханна не так, как все в Рейнснесе.

Однажды, должно быть, уже после того, как у Карны появились первые туфли на пуговках — она хорошо помнила, как они стучали по лестнице, — у окна в зале, закрыв лицо руками, стояла новая Ханна.

Карна хотела прикоснуться к ней, но новая Ханна наклонилась и обняла ее. От новой Ханны исходил терпкий и сладкий запах. Она всхлипнула. Лицо у нее было мокрое.

Тогда Карна первый раз ощутила пустоту, которая иногда возникала вокруг взрослых. От нее стены становились бесцветными и дышали холодом, даже если в печке пылал огонь. И случалось это всегда неожиданно.

Папа вошел в комнату, но легче от этого не стало. Он не смотрел на Карну, он видел только новую Ханну. Лицо у него было незнакомое, он произнес какие-то слова, их звук запал Карне в голову, хотя о чем он говорил, она не запомнила.

Зашуршала юбка, и чей-то высокий голос произнес слово «отъезд».

Папа схватил Карну и прижал к себе. Руки у него были недобрые, она вырывалась и даже крикнула:

— Ты не мой папа! Ты злой!

Она почти не помнила, что случилось дальше. Но папа держал ее так крепко, что ей стало больно.

— А чей же я еще папа, черт бы тебя побрал, сопливая девчонка!

Так Карна оказалась виноватой в том, что новая Ханна хотела уехать. Но почему, она не знала.

Впрочем, Карна всегда знала, что Ханна не одна. Потому что настоящая Ханна уже уехала со своим сыном Исааком в Страндстедет.

Когда настоящая Ханна шила, она всегда держала во рту булавки. От нее пахло тканью и недошитыми платьями, которые висели по стенам.