Георгий Шошмин - Возвращение в жизнь

По движению губ Мещерякова все поняли: сто шестьдесят. 160 ударов в минуту.

В палате стояла тишина, нарушаемая лишь затрудненным дыханием Виктора Дмитриевича. Он уже не мог поднять голову от подушки. Нос заложило. Изо рта распространялся неприятный запах ацетальдегида. Появились боли в сердце, одышка, симптомы удушья, судорожные подергивания в ногах. Сознание помрачилось.

— Кислород, — тихо скомандовал Мещеряков, протягивая руку за кислородной подушкой.

Анна Андреевна подала подушку. Виктор Дмитриевич жадно вдыхал кислород, присасываясь сухими губами к марле, обвязанной вокруг мундштука кислородной подушки...

Вдох. Еще. Еще вдох... Во рту — освежающая прохлада... Мчится, мчится поезд. Куда-то далеко-далеко. Вечер опускается над полями. Волны ветра. Желто-зеленые волны высокого хлеба и густой листвы. В открытые окна — вечерняя прохлада... И музыка, музыка... Такую музыку мог написать только человек, который беззаветно любил поля, леса, небо, людей, волны ветра в поспевающих хлебах... А что это? Ах, это же Концерт Чайковского для скрипки с оркестром... Он начинается вот так...

Виктор Дмитриевич раскрыл губы. Но ни звука. Ни звука... Он еще и еще вдыхал кислород. Теперь пульс резко падал. Наполнение слабело. Дыхание не облегчалось.

— Лобелин, — почти шепотом произнес Алексей Тихонович.

Процедурная сестра ввела Виктору Дмитриевичу лобелин. Пульс продолжал падать. По указанию Мещерякова больному ввели еще камфару с кофеином и глюкозу с аскорбиновой кислотой. Но пульс все равно падал.

Беликова стояла за тумбочкой, до боли придавив голову к стене, боясь пошевельнуться. Мещеряков глазами показал Анне Андреевне: принесите вторую подушку с кислородом.

Пульс у Виктора Дмитриевича все еще продолжал падать. И вдруг — исчез совсем.

Маргарита Владимировна не сдержалась, вздохнула. У нее было такое чувство, что и у нее нет пульса. Она непроизвольно положила пальцы на кисть... Есть. Ровный... И она опять вздохнула.

Алексей Тихонович бесшумно — Беликова даже не успела заметить, когда он это сделал, — приготовил шприц и ввел больному адреналин. Укол был сделан Мещеряковым так спокойно и быстро, что Маргарита Владимировна подумала — любая процедурная сестра могла бы позавидовать Алексею Тихоновичу.

Пульс у Новикова появился и опять исчез...

Узнав о положении Виктора Дмитриевича, Леля побежала в отделение. В палату ее не впустили. Она осталась в комнате сестры-хозяйки. Мгновенно отлетели все сомнения, колебания. Было только чувство опасности. Лишь сейчас Леля окончательно поняла, как дорог ей Виктор Дмитриевич.

В тревоге мелькнула мысль: «Позвонить Асе?» Но она тотчас отказалась от этой мысли, — такого нельзя делать без Алексея Тихоновича.

Увидев, как Анна Андреевна понесла еще одну кислородную подушку, Леля бросилась следом за старшей сестрой и остановилась в коридоре, прижавшись к дверям, прислушиваясь к каждому звуку в палате...

Медленно и неуверенно пульс Виктора Дмитриевича все-таки стал улучшаться.

Мещеряков сменил принесенную Анной Андреевной кислородную подушку.

Дыхание облегчилось. К Виктору Дмитриевичу вернулось сознание. Он оглядел врачей. Раньше всего заметил сдержанно улыбающееся лицо Беликовой, покрывшееся румянцем, и спросил:

— И это всегда будет так со мной, если я выпью водки?

— Только в буфете вам не подадут кислородной подушки, — ответил Мещеряков...

Минут через сорок Леля увидела, как Мещеряков вышел из палаты. По его лицу она сразу же поняла, что все хорошо. Стыдясь своих слез и улыбаясь, она сейчас же убежала.

Алексей Тихонович направился в ординаторскую, С отсутствующим взглядом, никого не замечая, он подошел к окну. Впервые Славянский услышал, как Мещеряков тихонько запел. Потом неожиданно повернулся и спросил:

— Петр, поедем сегодня за город?

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

У Виктора Дмитриевича сердце было спокойно, Голова не шла кругом, как перед первой выпиской.Теперь ему есть с чего начинать... Скоро, совсем уже скоро распахнут перед тобою дверь отделения — откроется дорога в жизнь. И скажут тебе: «Иди!.. Иди, иди, человек!»

Этот день незаметно приближался...

Алексей Тихонович провел заключительные психотерапевтические беседы.

— Сегодня для вас последний обход врача, — задумчиво произнес Мещеряков, присев рядом с Новиковым на диване в комнате отдыха. — Как состояние?

— Хорошо, — не чувствуя своего голоса, ответил Виктор Дмитриевич. Веки его замигали слишком часто. — Даже очень хорошо!