Георгий Фёдоров: Возвращенное имя

ПОСВЯЩАЕТСЯ

Марианне Григорьевне Рошаль-Строевой

Есть у И. А. Бунина замечательное стихотворение «Без имени», которое поразило меня еще в студенческие годы:

К тому времени, а это было в конце тридцатых годов, я уже знал, что такое археология, работал на раскопках в Новгороде Великом, даже сам руководил раскопками курганов славянского племени вятичей возле села Деревлево, где теперь шумит один из обширных районов Москвы. Но эти бунинские строки как бы по-новому высветили для меня эту науку, выявили ее сокровенное содержание и смысл. Вступить со смертью в единоборство, вернуть утраченное веками имя, связать давно ушедшие времена и поколения с нами, понять, какой была жизнь давно ушедших людей и в чем был смысл этой жизни. Ведь мы — люди — тесно связаны между собой, и связи эти во многом нравственного порядка, помогающие понять преемственность поколений. Археология — борьба жизни со смертью, памяти с забвением, вечного с преходящим, попытка сквозь узкие прямоугольники раскопов проникнуть в тайны прошлого, узнать, понять помыслы и занятия тех, кто жил, работал, любил на этой земле до нас. Десятилетия работы в археологии только утвердили меня в таком понимании смысла этой науки.

Находки в Новгороде, а потом и в других древнерусских городах — Торжке, Старой Руссе, Твери, находки берестяных грамот, число которых достигло уже многих сотен, вернули нам, казалось утраченные навсегда, имена тысяч простых русских крестьян и горожан, рассказали об их удивительных судьбах. Ведь археолог остается археологом и тогда, когда он не работает на раскопках: он постоянно стремится увидеть за делами рук человеческих самого человека. Об этом мне и хотелось рассказать в этой книге. Хотелось передать экспедиционную атмосферу, дух дружбы и взаимной поддержки, ни с чем не сравнимый азарт порой мучительных поисков и раздумий, радость открытий, иногда как будто бы и случайных, но всегда подготовленных всей предшествующей нелегкой и зачастую обыденной работой. В книге рассказывается и о различных зверях и птицах, которые всегда рядом с археологической экспедицией, о наших взаимоотношениях с ними. Я убежден в том, что без любви к людям и к «братьям нашим меньшим» человеку нечего делать в археологии.

Первый в своей жизни Открытый лист я получил после нового сезона полевых работ Новгородской экспедиции.

В Открытом листе было написано, что он выдан Институтом истории материальной культуры Академии наук СССР (так тогда назывался наш Институт археологии) т. Федорову Г. Б. на право производства археологических раскопок курганной группы у села Деревлево, Московской области.

Далее следовало, что на основании соответствующего постановления Совета Народных Комиссаров СССР всем органам Советской власти, государственным и общественным организациям и частным лицам надлежит оказывать всемерное содействие т. Федорову в интересах науки к успешному выполнению возложенных на него поручений.

Это был уже второй «наш» — студенческий Открытый лист. Первый получил мой друг и однокурсник Шура. Но мы еще никак не могли к ним привыкнуть.

Когда мой Открытый лист рассматривали товарищи, я, делая по возможности равнодушное лицо, занимался разными делами.

Зато дома я то и дело вынимал его из стола, якобы для того, чтобы определить степень моих полномочий и убедиться в правильном оформлении, хотя давно уже знал наизусть каждую строчку этого знаменательного документа.

В раскопках курганов мне уже приходилось принимать участие. Под руководством нашего профессора мы раскапывали курганы у села Салтыковка; под началом Шуры я работал землекопом на раскопках курганов у села Черемушки, среди довольно густого леса, там, где сейчас находится Юго-Западный район столицы.