Георгий Шошмин - Возвращение в жизнь

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Такого еще не бывало. Виктор Дмитриевич Новиков не пришел домой ночевать...

Лежа с открытыми глазами, Прасковья Степановна переживала за двоих: за зятя — где он? что с ним? — и за дочь, не находившую себе места от волнения.

Над Невой, над разведенными мостами, над дальним Крестовским островом уже розовел дымчатый сумрак белой ночи.

Всю ночь Ася провела в тревоге: почему муж не пришел? Она верила ему как себе, была далека от обычных женских подозрений. Только бы ничего не случилось с ним.

Она выходила к воротам, напряженно вглядывалась в безлюдную предрассветную улицу. Стояла влажная, почти по-степному бескрайная тишина. Будто и нет рядом огромного города. Свежий воздух томительно неподвижен. Со старых тополей медленно опадает липкий цвет, белый невесомый пух порошит дорожки в саду, и от этого сад выглядит совсем как в первоснежье.

Ася возвращалась в комнаты, и снова ходила и ходила. Дотянулась до висевшего под часами календаря, сорвала листок — 2 июля 1946 года. Скатала его в тоненькую тугую трубочку, как скручивают трамвайные билеты.

За раскрытым окном птицы уже подняли утренний гомон: весело щелкают, скачут по молодым, пружинистым ветвям, заливаясь, по-мальчишески пересвистываются из конца в конец сада...

Успокоения не было. Ведь мало ли что случается даже с самыми осторожными людьми! Мог же Виктор попасть под трамвай? При этой мысли Ася готова была сейчас же бежать на поиски, заявлять в милицию, звонить в «Скорую помощь». Ну почему, почему он не пришел? Из дому вчера уехал без скрипки, вернуться собирался рано. Где он может быть?..

Ася познакомилась с Виктором во время войны, в Ленинграде. Она окончила строительный институт и работала в Морском инженерном управлении, а Виктор — недавний выпускник консерватории по факультетам скрипки и композиции — всю войну был на флоте. Семья его погибла. В свою комнату он пустил дальних родственников — их квартиру разрушил снаряд. Все, что только могло сгореть в «буржуйке», они сожгли. Но его это не огорчало, — остались бы живы люди.

В сорок третьем году Ася вышла замуж за Виктора. Родственники его уехали, комнату заняли чужие, и он перевез свой маленький багаж — скрипку, ноты и чемодан — к жене, на Крестовский остров, в старый двухэтажный деревянный дом, напротив спортивной гребной базы. Этот дом — бывшая дача— уцелел в районе одним из немногих. Почти все деревянные здания на острове были снесены и разобраны.

Асин отец не вернулся с войны. Он погиб в Германии.

После войны Ася поступила на работу в проектный институт, а Виктор — по рекомендации своего профессора, старого скрипача Силантьева, — получил место преподавателя в консерватории, с тем чтобы потом перейти в аспирантуру. Вскоре он начал выступать в концертах преподавателей и в первом же сезоне добился профессионального признания среди музыкантов. Успешно работал Виктор и как композитор, написав интересную музыку к спектаклю в драматическом театре. От природы истинно музыкальная натура, он мог быть лишь музыкантом. Только музыкантом и никем другим. Музыка была его жизнью. С семи лет начавший учиться игре на скрипке и с детства приученный к каждодневному большому труду, он шаг за шагом верно продвигался вперед. Все — через труд. С этой — первой — своей заповедью он радостно и уверенно шел по жизни...

Уже два дня у Аси был одновременный с мужем отпуск. Но они никуда не поехали. Предстоял большой концерт, в котором Виктор впервые получил целое отделение.

Утром они хотели отправиться в город, а вечером в парк культуры. И вот—все началось так неудачно...

«Если до девяти часов не будет Виктора, придется разыскивать, — решила Ася. — Сразу же надо позвонить в «Скорую помощь».

Но в седьмом часу утра, когда позевывающий дворник начал поливать цветы, нынешней весной впервые посаженные во дворе вместо военной капусты, Виктор Дмитриевич вернулся домой.

От него попахивало вином. Твердые, резко очерченные губы виновато улыбались. Большой, здоровый, он и теперь, чувствуя себя виноватым, был радостным и сильным. Эта сила и радость всегда делали сильнее и Асю. Сейчас он стоял перед женой с легкой и, как у всех сильных людей, смешноватой растерянностью, и нельзя было сердиться на него. Можно было только любить — милого и откровенно смущенного.