Георгий Шошмин - Возвращение в жизнь

Первое время, еще не став на ноги, Вадим частенько столовался на Крестовском. К нему быстро привязались и Прасковья Степановна и Ася. Он всегда приносил с собой немного шума и много бодрости.

Вадим быстро стал в доме совсем своим и любил бывать здесь, где его встречали как родного. Когда он входил в комнату и видел, как над столом светит маленькая люстра, а Виктор, с нотной бумагой в руках, сидит около стола или за пианино, у него появлялось теплое чувство, будто он вновь обрел потерянный дом. Прасковья Степановна всегда спешила накормить Вадима, и потом, уже без всякого стеснения, продолжала при нем заниматься своими хозяйственными делами.

Последнее время Вадим почти не видел Виктора: то он в консерватории, то у него концерт, а сегодня — уехал в театр. Ася осталась дома: контрамарку прислали на одно лицо.

Ася предложила Вадиму посидеть во дворе. Вадим рассказывал что-то веселое, но Ася, кутаясь в вязаную жакетку, слушала его рассеянно. Было необъяснимо грустно, и она не могла понять, отчего эта грусть — от осенней ли погоды или, может быть, оттого, что Вадим скоро уйдет, а впереди — долгий- долгий вечер в ожидании мужа... Не выпьет ли он опять лишнего? Ничего страшного в этом, конечно, нет. Но неприятно. И весь вечер надо ожидать, и думать, думать...

Виктора Дмитриевича пригласил на премьеру Аркадий Чернов. Спектакль был интересный, Аркадий играл с большим подъемом.

В последнем антракте билетерша передала записку от Чернова — он звал отметить премьеру; Виктор Дмитриевич согласился — и не пожалел.

Ужинали в отдельной комнате «Универсаля». Актеры были большей частью молодые, за столом не умолкал хохот. Виктор Дмитриевич заразился общим настроением и очень понравился всем.

После этого случая Виктор Дмитриевич не раз проводил вечера с компанией Аркадия. Его лишь смутило, когда он узнал, что Чернов, оказывается, пьет не только со всеми от случая к случаю, а и каждый день.

В ответ на высказанные опасения Аркадий рассмеялся:

— Ерунда! Ты знаешь, как пил Шаляпин? А Мочалов? В этом греха нет. Грех — бездарности лезть в искусство. Такой вот тип и не пьет, и пыжится, и тужится... а... таланту-то все равно нет. Его ведь даже по литерным карточкам самому большому начальству не выдают... Талант нуждается во вдохновении. А вдохновение... — он выразительно постучал узкими ногтями по опустевшему графину и, подозвав официанта, попросил повторить заказ. — Эта истина стара, как мир...

Встречаясь с Аркадием, Виктор Дмитриевич устраивал себе отдых. В остальные же дни он, как и раньше, много работал и в консерватории, и дома, готовился к очередным концертам, писал.

Ася тоже, случалось, чертила дома. Ее радовало, что Виктор живо интересуется ее делами. Она показывала ему эскизы, сообщала о новых проектах.

— Есть решение правительства о создании около Ленинграда курортной зоны — до самых Терийок. Это будет Северная Ривьера. Ты подумай, ведь только что кончилась война...

Он любил слушать Асю. В это время она казалась ему еще привлекательнее, чем обычно, — строгие, скупые движения, милое, улыбающееся лицо. Он горячо говорил жене:

— Мы должны с тобой многое успеть сделать. Столько всяческих замыслов!.. Хочу написать несколько пьес для детей, музыку к маленьким пушкинским трагедиям, а потом... потом — симфонию о счастливом человеке... нашу с тобой симфонию... Хватило бы сил!..

В осеннее ненастье Виктор Дмитриевич, к собственному удивлению, начал замечать, что ему иногда не хватает Аркадия и его компании. Темный блеск непросыхающих луж, сморщенных под ветром, как старческая кожа, нагонял уныние. Посидеть бы сейчас за столиком в ресторане, поболтать, посмеяться.

Он сам созванивался с Черновым, и тот никогда не отказывался от встречи.

Аркадий по-прежнему бывал весел и не признавался, что переживает трудные дни. В спектаклях, в которых он исполнял центральные роли, ему стало не хватать дыхания, он еле дотягивал до конца, в последнем акте играл плохо, истощенный и немощный: душою он был глубоко в образе, а физически — бессилен. Понимая, что причиной тут — водка, Аркадий не хотел даже самому себе сознаться в этом. Его стали снимать с больших ролей. Он был оскорблен и возмущался, — известные, вековечные в театре интриги. Талантливых людей всегда стараются затереть. И пил еще больше.

Расставаясь с Черновым и возвращаясь домой навеселе, Виктор Дмитриевич всякий раз чувствовал, как в душе его поднимается тоска, досада на самого себя.