Георгий Андреевский - Повседневная жизнь Москвы на рубеже XIX—XX веков

Что может быть скучнее повседневной жизни? В самом деле, само слово «повседневность» олицетворяет скуку, рутину и однообразие… Тоска. А ведь мы, чёрт возьми, читали книжки, ходили в кино и видели другую жизнь, полную страстей и приключений. Представляя себя участниками великих событий, мы казались себе людьми более значительными, чем были на самом деле. К тому же после любых, самых кровавых сражений в наших мечтах мы всегда оставались живы. А какими умными и всезнающими предстали бы мы перед нашими предками, очутись вдруг в далёком прошлом! Нас, возможно, повесили бы или сожгли на костре, как еретиков, но потом непременно бы записали в пророки.

Но что толку в этих фантазиях? Они не открывают никаких тайн, не обогащают знаниями, не радуют новизной открытий. Однако таковыми достоинствами обладает литература. Именно она является лучшим способом путешествия в прошлое. Мы можем представить и даже зарисовать пейзаж описанный Тургеневым в одном из своих романов. Да что там пейзаж… Благодаря литературе мы в своём воображении можем видеть всю жизнь давно минувших дней, а если надо, извлечь из книги цитатку, выковырив её из текста, как изюм из теста калорийной булочки. Из сказки В. Ф. Одоевского «Игоша» мне, например, удалось извлечь такую: «Ночью, едва нянюшка загнула в свинец свои пукли, надела коленкоровый чепчик, белую канифасную кофту, пригладила виски свечным огарком, покурила ладаном и захрапела, я прыг с постели…» Не будь этой фразы, откуда бы мы узнали, что делали в середине XIX века в России некоторые пожилые женщины, укладываясь спать. Да вообще, что бы мы могли знать о таких мелочах жизни позапрошлого века, если бы не господа сочинители?!

Но не только цитаты и мелочи жизни преподносила и преподносит нам литература. Она формулирует основные вопросы времени, она стремится к тому, чтобы осознать и растолковать людям наше место в мире, к тому, чтобы трезво оценить поступки своей страны, поведение её граждан, то есть наши с вами поступки. Одним из главных достоинств литературы является то, что она не имеет ничего общего с указаниями начальства. Она не повелевает и не угрожает. Она лишь предлагает, а твоё дело — соглашаться с ней или нет. Есть в русской литературе два романа: «Что делать?» и «Кто виноват?». Мы же возвели их названия в главные русские вопросы. Почему — непонятно. Если даже эти вопросы и занимают нас, то не больше, чем французов и португальцев. Не задаются же англичане вопросом «Быть или не быть?», а поляки «Камо грядеши?» больше, чем другие народы.

В своей непредвзятости и открытости наши классики порой доходили до откровений и пророчеств, сбывшихся вопреки всей, казалось бы, их абсурдности.

Ну мог ли француз начала XIX века предвидеть то, что проблемой для его страны, да и для всей Западной Европы, спустя 200 лет станет ислам. Предвидеть это смог только наш гениальный писатель Николай Васильевич Гоголь. Если мы откроем его «Записки сумасшедшего», то узнаем о том, что в Петербурге какой-то неизвестный цирюльник, живший на Гороховой улице (в советское время она называлась улицей Дзержинского), вместе с одной повивальной бабкой решил по всему свету распространить магометанство. А примером ему в этом послужила Франция, где, по мнению Аксентия Ивановича Поприщина — автора этих записок, большая часть народа признаёт веру Магомета. И случилось это не тогда, когда жил Гоголь, а в наше с вами время, господа! Если кто сомневается, может сам открыть «Записки», которые строго датированы, и убедиться в этом. Та самая записка, в которой сообщается о замыслах цирюльника и повивальной бабки, датирована 86 мартобрём, или 25 мая по-нашему (если начинать счёт дням с 1 марта), без указания года, зато предыдущая запись, внесённая, по всей вероятности, за несколько дней до неё, датирована 43 апреля 2000 года, следовательно, 13 мая! Никакого другого года, кроме двухтысячного, кстати, ни на одной из записок Аксентия Ивановича вы не увидите. Стало быть, речь в них идёт о нашем времени и большое число мусульман во Франции совсем не вымысел воспалённой фантазии гоголевского сумасшедшего, а самая что ни на есть реальность.