Георгий Шошмин - Возвращение в жизнь

Оба долго молчали. Словно на вокзале, перед отходом поезда.

Мещеряков встал.

— Тогда все... Завтра на выписку.

Виктор Дмитриевич понял — врач тоже взволнован. Это угадывалось по его немного осевшему голосу, по той необычайной медлительности, с какой произнес он последнюю фразу.

Они дошли до ординаторской. Мещеряков протянул руку:

— Счастливого вам пути.

— Спасибо... за все — спасибо... А что же вы не говорите, чтобы я не пил?

Алексей Тихонович достал ключ и спокойно ответил:

— Я считаю, что для вас — это уже в прошлом...

И вот наступил день, когда открыли дверь и сказали:

— Иди!..

Ну иди, иди же смелее! Дыши свободно, шагай увереннее. Смотри, как хорошо кругом! Солнечный день. И чисто и ясно — и на душе и в воздухе, чуть уже подмороженном. Сквозь голые ветви облетевшего парка светит побледневшее, высушенное первым морозцем небо, после долгих дождей очистившееся сегодня от туч.

Хорошо, что новая жизнь начинается в такой светлый и чистый день...

На выписном пункте Виктор Дмитриевич получил все приготовленные для него вещи и белье, купленное Лелей.

Хорошо, что новая жизнь начинается с волнующего ощущения заботы о тебе. Все предусмотрено к выписке, каждая мелочь — даже расческа в пластмассовом футлярчике, и по-домашнему, чуть надушенный носовой платок.

Одетый во все новое, Виктор Дмитриевич не торопясь, испытывая наслаждение от каждого своего шага, направился в контору.

Кругом был все тот же, уже хорошо знакомый ему больничный парк. И все-таки парк сейчас был не таким, как всегда. Еще никогда не ощущал Виктор Дмитриевич такого удовольствия от ходьбы по широким аллеям. Должно быть, уже в тысячный раз он повторял себе, почти напевая:

— Живем, живем, живем!..

Бодрый дух. Ясная воля. Накопленные силы. Много сил! Теперь он властен над собой. И никаких послаблений, никаких уступок соблазнам. Обуздывать каждый порыв.

У него было такое чувство, точно из ушей вынули вату. После долгой пьяной глухоты Виктор Дмитриевич снова услышал властно влекущее к себе, энергически сильное звучание мира. Веселые звуки в осеннем воздухе — женский смех, далекая песня, шум стремительных машин на шоссе, чистые голоса детей. Хотелось музыки — много, много музыки, счастливой и торжествующей...

Он резко остановил поток мечтательных, восторженных мыслей. Музыка — потом. Сейчас — начинать с другого. А тогда уже и идти — пусть даже медленно, но точно и верно! — к тому, без чего все равно не сможешь жить. И как бы долог и труден ни был этот путь — надо пройти его...

В отделе кадров Виктор Дмитриевич получил копию приказа о зачислении на работу — слесарем технической части.

К работе он обязан был приступить с завтрашнего дня. Все необходимые хозяйственные дела сделаны еще накануне — перед выпиской: получены на складе и отнесены в свою комнату постельное белье, кровать, тумбочка, старенький столик и пара стульев.

Сдав коменданту паспорт на прописку, он оказался свободным. Чем же занять время?..

Не успел он решить этот вопрос, как у выхода из конторы встретился с тетей Феней. Она с шутливым недовольством сказала:

— Ишь, выписался, и уж знать не хочет нас. Я пошла встречать его на выписной пункт, а он оделся — и был таков... Нет, теперь не сбежите!

Они вышли в парк. Тетя Феня, без халата, в темном пальто, казалась выше. Она передала маленький сверточек:

— Специально для холостяка. Шторки из марли— на окна и на кровать. И скатерка на тумбочку... Скатерка — не от меня... Ну, да это все равно... от друзей...

У Виктора Дмитриевича был сейчас растерянно счастливый и немного смешной вид. Тетя Феня рассмеялась, обняла и поцеловала его в щеку:

— Чудак вы, чудак, ей-богу. Будьте только всегда вот таким хорошим...

Она сказала, что потом зайдет — принесет ему деньги на расходы. Алексей Тихонович отдал ей на первое время оставшиеся от покупок деньги Новикова, чтобы она помогла ему разумно распорядиться ими.

Все оказалось проще, лучше и радостнее, чем рисовал себе Виктор Дмитриевич, проведя перед выпиской несколько бессонных ночей и пытаясь представить свой первый день после выхода из больницы.

И все-таки, несмотря на всю радость, он ощущал, что чего-то ему не хватает. Он понял — необходимо увидеть Лелю. Она дежурит сегодня.

Он решился пойти к ней. Ничего предосудительного в этом нет. Заходят же больные в приемный покой — попрощаться.

Дверь приемного покоя была загорожена лестницей. На верхней ступеньке сидел Коля Петров, зачищая концы звонковых проводов.