Сергей Каледин - Шабашка Глеба Богдышева

Юля молчал, опустив голову, не смея взглянуть на Глеба.

— Ну, за шабашку! — Васька поднял стакан и чокнулся с Юлей и Биловым.

Глеб просительно поднял пустой стакан. Васька плеснул ему из своего.

— За шабашку! За наш коровник!

— За Глеба уж давайте, молодожен как-никак… — Билов вопросительно посмотрел на Ваську.

Васька кивнул.

— Да ладно вы… — заерзал Глеб. — Не в этом дело…

— Хотел ты, Глеб, в монастырь спасаться, а сам замуж идешь! — Васька еще раз чокнулся с Глебом, выпил и зажевал мясом. — Неисповедимы пути господни…

— Не в этом дело… И без монастыря можно спасаться… Знать, чем заняться… Коровник-то и дурак сложит. И диссертацию написать… Вот воспитать человека — это да, это труд…

— Вот и иди учителем, — лениво бросил Васька.

— Ага. Я с директором интерната уже говорил временно…

— Ой, Глеб! — сморщился Васька. — Обалдел — поспи.

— Вот у них… — бормотал Глеб, продолжая какую то свою мысль, — самая главная работа. Учитель и врач… Раньше еще поп… Если не халтурят… Поп, тот встречает в жизни и провожает, чтоб не так страшно помирать, учитель воспитывает, чтоб, мол, положительный человек… А врач, чтоб не загнил досрочно. Вот они и нужны, а остальные… — Глеб вяло махнул рукой.

— Ну, поговори, поговори… — Васька добродушно посмотрел на Глеба и тихонько затренькал на гитаре.

Баран капал на угли. Когда он начинал пригорать, Билов поливал барана портвейном. Глеб в момент полива барана любимым вином отворачивался и замолкал.

— Глебушка, давай еще барашка, а то ты совсем мало закусил, — заботливо сказал Билов.

— Временно не хочу.

— А ну-ка, ешь! — приказал Васька.

— Насилие… — проворчал Глеб, принимая от Билова баранье ребро с обрывками мяса. — Вот Эйнштейна взять. С одной стороны еврей, а с другой — физик, а в Бога верил…

Билов приосанился.

— Да не так, как ты! — Глеб махнул бараньим ребром и поморщился. — Долбитесь для моды… Еле-е-помазание… крестами трясете… для понта… — Глеб заглянул в пустой стакан. — Неверующих-то, их вообще не бывает… временно. Васька что думает, неверующий он? Или Юлька?.. Все верят, само собой… И Егорыч верил. В Бога верил, потому что не верил, что помрет… А помер. Давайте-ка помянем его, не чокаясь… Земля ему пухом. Хороший мужик, хотя вроде и ничего особенного…

— Вот именно, — поддакнул Васька.

Глеб сморщился.

— Да не в этом дело… А!.. — И он с досадой махнул рукой.

…Солнце поползло вниз. Билов, выпивши, осмелел и потребовал, чтобы Васька подыграл ему, стал петь романс собственного сочинения:

Вася пришел в восторг, и Билов еще стал петь… Глеб заснул, Юля ушел купаться.

…Васька очнулся первым. Недоеденный баран почернел за ночь и скрючился на вертеле. Билов, свернувшийся в комок, спал тут же на песке. Остальных видно не было. Васька окунулся в неуютную речку и попробовал грызануть барана, но раздумал и побрел на берег разыскивать остальных.

Глеб лежал как убитый: уткнутая в песок голова и раскиданные руки — на берегу, а все остальное, начиная с груди, тихо мокло в желтых водах Сары-су. Кошма была расстелена в двух шагах от берега, но до нее Глеб не дошел. Юля, слава богу, спал по всем правилам.

Васька вернулся на островок, налил себе холодного чаю.

— И мне, — умирающим голосом пробасил Билов, не меняя позы и не открывая глаза. — Шерсть в животе… Остальные как?..

— Целы.

— Не выжить, — сосредоточенно произнес Билов. — Лопнет дыня.

На горизонте вспенилась пыль. Пыль разрасталась, ползла к ним и обратилась в машину.

Из-за руля вылезла Зинка. Прошла вброд на остров, пересчитала всех…

— Живы? Ну и слава богу!

— Денежки тю-тю, головка бо-бо!.. — пожаловался Васька.

— Все? — нестрого спросила Зинка.

— Все! — уверенно тряхнул головой Билов.

— До Москвы теперь посуху, — добавил Васька.

Юлька с Биловым сворачивали брезент и кошму.

— Глеб! Иди сюда, — Зинка отворила дверцу.

— Подожди, — пробормотал он и побрел к пепелищу.

— Ты чего? — крикнул Васька.

— Кеда нету…

Действительно, Глеб кружил по островку в одном кеде.

— …Река унесла… — покачиваясь, рассуждал он и разводил руками.

— Ладно! — крикнула Зинка. — Купим новые. — И добавила тихо: — Господи! Все не как у людей!

Глеб в последний раз оглядел островок и, прижигаясь босой ногой о раскаленный песок, засеменил к машине.