Сергей Каледин - Коридор

Сергей Каледин

Коридор

повесть

* ЧАСТЬ ПЕРВАЯ *

1. СНАЧАЛА

До турецкой войны Петр Анисимович был крестьянином. Под Плевной ему выбило глаз, и, когда он лежал в лазарете, ему предложили выучиться на фельдшера.

В Павловский Посад Петр Анисимович вернулся человеком уважаемым. Собственный его глаз был огромный, голубой, ничуть не потускневший из-за отсутствия второго, потому что сам Петр Анисимович был человеком красивым, богатырского сложения и мягкого нрава.

Петр Анисимович долго выбирал себе жену, но же-ниховался недолго. Даша для приличия закапризничала- вроде не хотела за "кривого", но Петр Анисимович пригрозил, что уйдет в монастырь, и свадьба состоялась.

Нехорошо он себя вел только в редкий перепой, что потом переживал и винился перед женой, женщиной под стать ему доброй и покладистой. Жену свою Петр Анисимович уважал и ценил. Советовался с ней. По утрам, когда дети еще спали, жена ставила самовар, и они пили чай вдвоем, неспешно обсуждая домашние дела. В этот час ребятишкам запрещалось пробегать по комнате даже по нужде.

Работать Петр Анисимович поступил в психиатрическое отделение городской больницы, где кроме обычных фельдшерских знаний требовались сила, храбрость и, самое главное, умение не забывать, что здоровые с виду сумасшедшие на самом деле люди больные, большей частью неизлечимые.

Хотя денег в доме с нарождением детей становилось все меньше, прокорм, слава богу, был: вольнопрактикующий лекарь Павловского Посада Григорий Моисеевич, понимая, что Петр Анисимович человек казенный - на жалованье, посылал к фельдшеру своих несложных больных.

Егор родился у фельдшера последним, пятым, и потому помельче предыдущих. В Павлопосадском реальном училище Егор занимался прилежно, но недотянул отец обучение младшего сына. Сочувствуя бедности одноглазого фельдшера и принимая во внимание красивый почерк мальчика, директор училища помог Егору Петрову Степанову поступить на службу в Павлопосадское отделение Русско-французского акционерного общества хлопчатобумажной мануфактуры учеником конторщика.

Насмотревшись на запои отца, которые со временем участились, Егор, для благозвучия - Георгий, вина не употреблял вовсе и вскоре обзавелся шляпой канотье, белым чесучовым костюмом, как у коллег, немецким велосипедом на красных шинах с гуттаперчевым мяукающим рожком и очками для солидности.

Со своей будущей женой Липочкой Георгий познакомился в шестнадцатом году в Москве, прибыв туда занять предложенную ему должность конторщика на кабельном заводе.

Липа, или, как было написано в ее студенческом билете, "госпожа Бадрецова Олимпиада Михайловна", заканчивала второй курс на математическом факультете Высших женских курсов Гирье.

Липу в Москву на учение отец ее, ткацкий мастер Михаил Семеныч, собирал собственноручно. Не доверяя жене- Матрене Васильевне, Липиной мачехе,- перепроверял баулы, записывал, что есть, что надо будет. Комнату снял дочери в Москве по первому разряду на полном пансионе. Только учись. И хозяйке велел еженедельно отписывать за отдельную плату наблюдения: как Липа учится.

Училась Липа прилежно, первый раз жалоба пришла через год: курит.

- Зачем же ты, Липа, куришь? - строго спросил Михаил Семеныч, срочно прибывший в Москву. Был он старовер и курение почитал большим грехом.

- У нас, папаша, медички живут в квартире,- бойко затараторила дочь,они на мертвых телах обучаются в анатомическом театре. От мертвых тел запах. От запаха мы и курим.

Ответом дочери Михаил Семеныч удовлетворился и, УСПОКОИВШИСЬ, убыл домой в город Иваново.

Второй раз Михаил Семеныч примчался в Москву, прослышав про Георгия, но, узнав, что жених Липы вероисповедания старообрядческого и должность занимает благопристойную, против свадьбы не возражал.

На свадьбе он, выяснив предварительно, что Георгий глазами не страдает, снял с зятя мешающие серьезному разговору очки без диоптрий, сунул их ему в нагрудный кармашек, замяв внутрь жениховский платок, пригнул к себе напомаженную голову зятя, несколько оторопевшего от такой вольности, и произнес, но не тихо, как того предполагала ситуация, а громко и размеренно, чтобы все хорошо слышали:

- Я, Георгий, богат,- не скажу, но хуже других не жил и вам хуже себя жить не позволю. Главное: по-людски живите, без трепыханья, без дерганья. Буду помогать.- Потом долго в упор, чуть морщась, разглядывал Георгия и закончил:-А усишки-то сброй... А то выпустил... Не к лицу.