Сергей Каледин: Коридор

Марья замотала головой, не успевая за ним, и вопросительно подняла голову.

- Чего смотришь? - рявкнул Михаил Семеныч.- Шпули мотал, очесы сгребал... Пиши. Чего смотришь? Марья, промолчав, склонилась над бумагой.

- "...Мать по слабости здоровья перешла кухаркой

скобы. Казарма так называется, где и умерла вскорости от чахотки. Я работал, как малолеток, восемь часов в сутки в две смены. Переведен был на должность подавальщика проборного отдела. В 1881 году по назначению правления фабрики окончил Ткацкую ремесленную школу, после чего получил профессию ткач и должность подмастерья..."

Михаил Семеныч заглянул через плечо дочери и увиденным остался недоволен:

- Почему "ткач" с малой буквы? Переправляй. "...До 1913 года работал Ткацким Мастером на фабриках Ивановской губернии. Потом заведующим ткацких фабрик в тех же губерниях. После революции работал по размо-розке законсервированных текстильных предприятий по многим губерниям как специалист..."

В квартиру позвонили два раза. Михаил Семеныч достал из жилета часы;

- Кто еще? Рано.

- Мань!.. Ты здесь?..- Высокие двери распахнулись, и в ком-нату влетел запыханный Роман, с разбега не увидел сидящего отца.- Нэп скоро накроется! Ты в курсе?..

Марья молча покосилась на сидящего сбоку отца.

- Здравствуйте, папаша! - осекся Роман.- Как доехали?

- Ори дальше,- спокойно сказал Михаил Семеныч, наливая себе чая из самовара.- Точку поставила? Еще варенья.- Посмотрел на сына: - Балабон!..

Марья послушно положила ему в розетку варенья и, защищая брата, напористо заговорила:

- И правильно. Хватит отступать перед мелкобуржуазным элементом. Рома, садись за стол.

- Элеме-е-ентом!..- передразнил ее отец.- От дураки! Жрать чего будете?! Элеме-е-ентом!..

Роман смиренно сидел напротив отца, он был ладный, но лицом некрасив, с таким же, как у отца, разлапистым носом, что было Михаил Семенычу приятно. У девок-то носы в мать, земля ей пухом, уточкой. Ничего парень, отметил про себя Михаил Семеныч, хоть и дурак. Роман достался ему дороже всех, поэтому и любил его больше всех. Ну, не больше, конечно,- Михаил Семеныч даже заерзал от этой мысли - он всех детей любил одинаково, но все-таки, те - девки, а парень - другое дело.

В десять лет Ромка с приятелями поджег сарай соседа, в двенадцать из поджиги чуть не убил товарища,

За сарай Михаил Семеныч заплатил сто рублей и отодрал сына карчеткой, какой чистят трепальные станки. За пробитую голову дал уже двести и драл сына, пока не устал.

В пятнадцать Роман отчубучил похлестче: вступил в комсомол. Михаил Семеныч привычно взялся за карчетку, но Ромка, набычившись, пригрозил, что уйдет из дома, а в комсомоле все равно останется. Михаил Семеныч поглядел на него и увидел, что перед ним уже не шелудивый пацаненок, а высокий костлявый парень с прыщавым подбородком, и опустил руки. Потом, когда гнев его сошел, подумал, что ведь и сам не против Советской власти, еще при царе ссыльным одежонку на этап посылал. Вспомнил, что, когда в семнадцатом году его десять тысяч в банке стали достоянием свободного пролетариата, как говорила Марья, утрату переживал недолго. Да он бы и в партию вошел, если бы коммунисты - не против бога.

- А волосы-то на виске так и не растут? - спросил он, покачав головой.

- Не растут.

В прошлом году Роман проходил практику на Кожуховской подстанции, и там произошла авария с трансформатором. Роман отличился при тушении пожара, но обгорел крепко. Примчался Михаил Семеныч и месяц не давал житья врачам, чтоб лечили лучше. Врачи взмолились, чтобы Липа с Марьей забрали отца, но Липа сказала, что на отца, конечно, постарается повлиять, хотя трудно, и добавила, чтобы лечили все-таки получше. А в назидание рассказала, как сорок лет назад, когда умер от скарлатины первенец Михаила Семеныча Коленька, отец пришел с фабрики, перекрестился, добыл где-то револьвер и пошел убивать доктора, заставившего его положить мальчика в больницу. И гонял его до ночи по всему Иванову, пока не пришел к выводу, что врач неповинен.

- Зусмана сегодня встретила,- сказала Марья, отводя предыдущий разговор подальше.- В Англию едет. Хотел зайти перед отъездом.

Михаил Семеныч поморщился.

- Жидов-то зачем привечаете?.. Служба - одно, а Домой к чему?

- Да он же тебе понравился в тот раз,- от отцовской несправедливости Марья даже покраснела.- Сам говорил; умница! Кудрявый такой, высокий...

- А-а... Этот? Ну пускай тогда. Видный мужчина.

Михаил Семеныч, будучи сам роста небольшого, терпеть не мог мелких женщин, а мужчин и подавно. А если человек роста удовлетворительного, так не все ли равно, какой нации. Тем более что много инженеров - старых и новых товарищей Михаила Семеныча - были из евреев. А насчет "жидов" - это он так, подразнить начальственную Марью.