Гилберт Честертон - Наполеон Ноттингхильский - английский и русский параллельные тексты

Пророков развелось видимо-невидимо, а пророчеств еще больше, и как ни крутись, а того и гляди исполнишь чье-то предуказание. When a man did something free and frantic and entirely his own, a horrible thought struck him afterwards; it might have been predicted. Выкинет человек что-нибудь несусветное, сам себе удивится, и вдруг его оторопь возьмет: а ведь это небось ему на роду предуказано! Whenever a duke climbed a lamp-post, when a dean got drunk, he could not be really happy, he could not be certain that he was not fulfilling some prophecy. Залезет тот же герцог на фонарный столб, или, положим, настоятель собора наклюкается до положения риз -- а счастья ни тому, ни другому нет: думают, а ну как мы чего исполнили? In the beginning of the twentieth century you could not see the ground for clever men. Да, в начале двадцатого столетия умствующая братия заполонила чуть не всю землю. They were so common that a stupid man was quite exceptional, and when they found him, they followed him in crowds down the street and treasured him up and gave him some high post in the State. Так они расплодились, что простака было днем с огнем не сыскать, а уж ежели находили -толпами шли за ним по улице, подхватывали его на руки и сажали на высокий государственный пост. And all these clever men were at work giving accounts of what would happen in the next age, all quite clear, all quite keen-sighted and ruthless, and all quite different. И все умники в голос объясняли, чему быть и чего не миновать -- твердо-натвердо, с беспощадной прозорливостью и на разные лады.

And it seemed that the good old game of hoodwinking your ancestors could not really be managed this time, because the ancestors neglected meat and sleep and practical politics, so that they might meditate day and night on what their descendants would be likely to do.	Казалось, прощай, старая добрая забава, игра в надуй-предка: какая тут игра! Предки есть не ели, спать не спали, даже политику забросили, и денно и нощно помышляли о том, чем будут заняты и как будут жить их потомки.
But the way the prophets of the twentieth century went to work was this.	А помышляли пророки двадцатого века все как один совершенно одинаково.
They took something or other that was certainly going on in their time, and then said that it would go on more and more until something extraordinary happened.	Заметят что-нибудь, что и взаправду случалось -и говорят, будто оно дальше так и пойдет и дойдет до чего-нибудь совсем чрезвычайного.
And very often they added that in some odd place that extraordinary thing had happened, and that it showed the signs of the times.	И тут же сообщалось, что кое-где уже и чрезвычайное произошло и что вот оно, знамение времени.
Thus, for instance, there were Mr. H. G.	Имелся, например, в начале века некий Г.-Дж.
Wells and others, who thought that science would take charge of the future; and just as the motor-car was quicker than the coach, so some lovely thing would be quicker than the motorcar; and so on for ever.	Уэллс со товарищи -- они все вместе полагали, что наука со временем все превзойдет: автомобили быстрее извозчиков, вот-вот придумается что-нибудь превосходнее и замечательнее автомобилей; а уж там быстрота умножится более чем многократно.
And there arose from their ashes Dr. Quilp, who said that a man could be sent on his machine so fast round the world that he could keep up a long chatty conversation in some old-world village by saying a word of a sentence each time he came round.	Из пепла их предуказаний возник доктор наук Квилп: он предуказал, что однажды некоего человека посадят в некую машину и запустят вокруг света с такою быстротой, что он при этом будет спокойненько растарыбарывать где-нибудь в деревенской глуши, огибая земной шар с каждым словом.
And it was said that the experiment had been tried on an apoplectic old major, who was sent round the world so fast that there seemed to be (to the inhabitants of some other star) a continuous band round the earth of white whiskers, red complexion and tweeds...a thing like the ring of Saturn.	Говорили даже, будто уж и был запущен вокруг земли один престарелый и краснолицый майор -и запущен так быстро, что обитатели дальних планет только и видели охватившее землю кольцо бакенбардов на огненной физиономии и молниеносный твидовый костюм: что говорить, кольцо не хуже Сатурнова.
Then there was the opposite school.	Но другие им возражали.
There was Mr. Edward Carpenter, who thought we should in a very short time return to Nature, and live simply and slowly as the animals do.	Некто мистер Эдвард Карпентер сообразил, что все мы не сегодня-завтра возвратимся к природе и будем жить просто, медлительно и правильно, как животные.
And Edward Carpenter was followed by James Pickie, D.D. (of Pocahontas College), who said that men were immensely improved by grazing, or taking their food slowly and continuously, alter the manner of cows.	У этого Эдварда Карпентера нашелся последователь, такой Джеймс Пики, доктор богословия из богобоязненного Покахонтаса: он сказал, что человечеству прежде всего надлежит жевать, то бишь пережевывать принятую пищу спокойно и неспешно, и коровы нам образец.

And he said that he had, with the most encouraging results, turned city men out on all fours in a field covered with veal cutlets.	Вот я, например, сказал он, засеял поле телячьими котлетами и выпустил на него целую стаю горожан на четвереньках -- очень хорошо получилось.
Then Tolstoy and the Humanitarians said that the world was growing more merciful, and therefore no one would ever desire to kill.	А Толстой и иже с ним разъяснили, что мир наш с каждым часом становится все милосерднее и ни малейшего убийства в нем быть не должно.
And Mr. Mick not only became a vegetarian, but at length declared vegetarianism doomed ("shedding," as he called it finely, "the green blood of the silent animals"), and predicted that men in a better age would live on nothing but salt.	А мистер Мик не только стал вегетарианцем, он и дальше пошел: "Да разве же можно,--великолепно воскликнул он,-- проливать зеленую кровь бессловесных тварей земных?" И предуказал, что в лучшие времена люди обойдутся одной солью.
And then came the pamphlet from Oregon (where the thing was tried), the pamphlet called	А в Орегоне (С. А. С. Ш.) это дело попробовали, и вышла статья:
"Why should Salt suffer?" and there was more trouble.	"Соль-то в чем провинилась?" -- Тут-то и началось.
And on the other hand, some people were predicting that the lines of kinship would become narrower and sterner.	Явились также предуказатели на тот предмет, что узы родства впредь станут уже и строже.
There was Mr. Cecil Rhodes, who thought that the one thing of the future was the British Empire, and that there would be a gulf between those who were of the Empire and those who were not, between the Chinaman in Hong-Kong and the Chinaman outside, between the Spaniard on the Rock of Gibraltar and the Spaniard off it, similar to the gulf between man and the lower animals.	Некий мистер Сесил Родс заявил, что отныне пребудет лишь Британская империя и что пропасть между имперскими жителями и жителями внеимперскими, между китайцем из Гонконга и китайцем Оттуда, между испанцем с Гибралтарской Скалы и испанцем из Испании такова же, как пропасть между людьми и низшими животными.
And in the same way his impetuous friend, Dr. Zoppi ("the Paul of Anglo-Saxonism"), carried it yet further, and held that, as a result of this view, cannibalism should be held to mean eating a member of the Empire, not eating one of the subject peoples, who should, he said, be killed without needless pain.	А его пылкий друг мистер Дзоппи (его еще называли апостолом Англо-Саксонства) повел дело дальше: в итоге получилось, что каннибализм есть поедание гражданина Британской империи, а других и поедать не надо, их надо просто ликвидировать без ненужных болевых ощущений.
His horror at the idea of eating a man in British Guiana showed how they misunderstood his stoicism who thought him devoid of feeling.	И напрасно считали его бесчувственным: чувства в нем просыпались, как только ему предлагали скушать уроженца Британской Гайаны -- не мог он его скушать.
He was, however, in a hard position; as it was said that he had attempted the experiment, and, living in London, had to subsist entirely on Italian organ-grinders.	Правда, ему сильно не повезло: он, говорят, попробовал, живучи в Лондоне, питаться одним лишь мясом итальянцев-шарманщиков.

Читать дальше