LibCat » Книги » Проза » Классическая проза » Оноре Бальзак - Блеск и нищета куртизанок - английский и русский параллельные тексты

Оноре Бальзак - Блеск и нищета куртизанок - английский и русский параллельные тексты

Здесь есть возможность читать онлайн «Оноре Бальзак - Блеск и нищета куртизанок - английский и русский параллельные тексты» — ознакомительный отрывок электронной книги совершенно бесплатно, а после прочтения отрывка купить полную версию. В некоторых случаях можно слушать аудио, скачать через торрент в формате fb2 и присутствует краткое содержание. Жанр: Классическая проза, на русском языке. Описание произведения, (предисловие) а так же отзывы посетителей доступны на портале библиотеки ЛибКат.

Читать книгу

Название:
Блеск и нищета куртизанок - английский и русский параллельные тексты
Автор:
Оноре де Бальзак
Жанр:
Классическая проза / на русском языке
Год:
неизвестен
ISBN:
нет данных
Рейтинг книги:
5 / 5. Голосов: 1
Избранное:

Добавить в избранное
Отзывы:
Написать комментарий
Ваша оценка:
- 100
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5

Блеск и нищета куртизанок - английский и русский параллельные тексты: краткое содержание, описание и аннотация

Предлагаем к чтению аннотацию, описание, краткое содержание или предисловие (зависит от того, что написал сам автор книги «Блеск и нищета куртизанок - английский и русский параллельные тексты»). Если вы не нашли необходимую информацию о книге — напишите в комментариях, мы постараемся отыскать её.

Над романом «Блеск и нищета куртизанок» Бальзак работал более десяти лет, с 1836 по 1847 год. Роман занимает значительное место в многотомном цикле произведений, объединенных писателем под общим названием «Человеческая комедия». Этим романом Бальзак заканчивает своеобразную трилогию («Отец Горио», «Утраченные иллюзии», «Блеск и нищета куртизанок»). Через все три произведения проходят основные персонажи «Человеческой комедии». В романе завершается история героя «Утраченных иллюзий» поэта Люсьена Шардона (де Рюбампре), растратившего талант и погубившего себя в погоне за богатством и соблазнами светской жизни. Здесь читатель вновь встречает преуспевающего карьериста Растиньяка и беглого каторжника Жака Коллена, знакомых по роману «Отец Горио».Действие романа происходит во время Реставрации и охватывает 1824—1830 годы. Писатель создает широкое социальное обобщение жизни Франции накануне Июльской революции 1830 года.

Блеск и нищета куртизанок - английский и русский параллельные тексты — читать онлайн ознакомительный отрывок

Ниже представлен текст книги, разбитый по страницам. Система сохранения места последней прочитанной страницы, позволяет с удобством читать онлайн бесплатно книгу «Блеск и нищета куртизанок - английский и русский параллельные тексты», без необходимости каждый раз заново искать на чём Вы остановились. Поставьте закладку, и сможете в любой момент перейти на страницу, на которой закончили чтение.

Тёмная тема

Шрифт:

↓

↑

Сбросить

Интервал:

↓

↑

Закладка:

Сделать

But here a description of the stone box in which after the Restoration, the law shut up a man condemned to death in Paris, may serve to give an idea of the terrors of a felon's last day on earth.	Здесь же мы ограничимся описанием каменного ящика, где в Париже, при Реставрации, прокурорский надзор держал приговоренного к смерти: этого будет достаточно, чтобы ясно представить себе весь ужас последних дней смертника.
Before the Revolution of July there was in the Conciergerie, and indeed there still is, a condemned cell.	Накануне Июльской революции в Консьержени существовала, а впрочем, существует и теперь, камера приговоренного к смерти.
This room, backing on the governor's office, is divided from it by a thick wall in strong masonry, and the other side of it is formed by a wall seven or eight feet thick, which supports one end of the immense Salle des Pas-Perdus.	Камера эта примыкает к канцелярии и отделена от нее массивной стеной из тесаного камня, с противоположной стороны она ограничена стеной, в семь или восемь футов толщины, подпирающей часть свода обширной залы Потерянных шагов.
It is entered through the first door in the long dark passage in which the eye loses itself when looking from the middle of the vaulted gateway.	В эту камеру входят через первую дверь в длинном темном коридоре, где тонет взгляд, если туда смотреть через дверной глазок из этой огромной сводчатой залы.
This ill-omened room is lighted by a funnel, barred by a formidable grating, and hardly perceptible on going into the Conciergerie yard, for it has been pierced in the narrow space between the office window close to the railing of the gateway, and the place where the office clerk sits - a den like a cupboard contrived by the architect at the end of the entrance court.	Роковая камера освещается через отдушину, заделанную тяжелой решеткой и почти незаметную, когда входишь в Консьержери, ибо она проделана в узком простенке между окном канцелярии, рядом с наружной решеткой, и помещением секретаря Консьержери, которое архитектор втиснул, точно шкаф, в глубь главного двора.
This position accounts for the fact that the room thus enclosed between four immensely thick walls should have been devoted, when the Conciergerie was reconstituted, to this terrible and funereal service.	Расположение камеры объясняет, почему эта клетушка, заключенная меж четырех толстых стен, получила в ту пору, когда перестраивалась Консьержери, такое мрачное и зловещее назначение.
Escape is impossible.	Побег оттуда невозможен.
The passage, leading to the cells for solitary confinement and to the women's quarters, faces the stove where gendarmes and warders are always collected together.	Выход из коридора, ведущего в секретные камеры и женское отделение, приходится как раз против печи, возле которой всегда толкутся жандармы и смотрители.
The air-hole, the only outlet to the open air, is nine feet above the floor, and looks out on the first court, which is guarded by sentries at the outer gate.	Отдушина, единственное отверстие наружу, устроена на девять футов выше пола и выходит на главный двор, охраняемый жандармским постом у наружных ворот Консьержери.
No human power can make any impression on the walls.	Никакая человеческая сила не одолеет этих мощных стен.
Besides, a man sentenced to death is at once secured in a straitwaistcoat, a garment which precludes all use of the hands; he is chained by one foot to his camp bed, and he has a fellow prisoner to watch and attend on him.	Кроме того, преступника, приговоренного сразу же одевают в смирительную рубаху, которая, как известно, стесняет движение рук; одну ногу приковывают цепью к койке; наконец, к нему для услуг и охраны приставляют наседку.

The room is paved with thick flags, and the light is so dim that it is hard to see anything.	Пол камеры выложен толстыми плитами, а свет туда проникает так слабо, что почти ничего не различить.
It is impossible not to feel chilled to the marrow on going in, even now, though for sixteen years the cell has never been used, in consequence of the changes effected in Paris in the treatment of criminals under sentence.	Нельзя не почувствовать холода, леденящего до мозга костей, когда входишь туда даже теперь, хотя уже шестнадцать лет эта камера пустует, ибо ныне судебные приговоры в Париже приводятся в исполнение иным путем.
Imagine the guilty man there with his remorse for company, in silence and darkness, two elements of horror, and you will wonder how he ever failed to go mad.	Вообразите же в этом каземате преступника, наедине с угрызениями совести, среди безмолвия и тьмы, двух источников ужаса, и вы спросите себя: неужто возможно не сойти тут с ума?
What a nature must that be whose temper can resist such treatment, with the added misery of enforced idleness and inaction.	Каков же организм и каков его закал, если он выдерживает режим, тяжесть которого усугубляет смирительная рубашка, обрекающая на неподвижность, бездействие!
And yet Theodore Calvi, a Corsican, now twenty-seven years of age, muffled, as it were, in a shroud of absolute reserve, had for two months held out against the effects of this dungeon and the insidious chatter of the prisoner placed to entrap him.	Теодор Кальви, корсиканец двадцати семи лет, умело запираясь, сопротивлялся, однако ж, целых два месяца действию этой темницы и коварной болтовне наседки!..
These were the strange circumstances under which the Corsican had been condemned to death.	Редкостный уголовный процесс, в котором корсиканец заработал себе смертный приговор, заключался в нижеследующем.
Though the case is a very curious one, our account of it must be brief.	Изложение этого дела, хотя и чрезвычайно любопытного, будет весьма кратким.
It is impossible to introduce a long digression at the climax of a narrative already so much prolonged, since its only interest is in so far as it concerns Jacques Collin, the vertebral column, so to speak, which, by its sinister persistency, connects Le Pere Goriot with Illusions perdues, and Illusions perdues with this Study.	Немыслимо пускаться в пространные отступления при развязке действия, и без того затянувшегося, а кроме того, представляющего интерес лишь поскольку оно касается Жака Коллена, этой своеобразной оси, вокруг которой разворачиваются как бы связанные между собой его страшным влиянием сцены "Отца Горио", "Утраченных иллюзий" и данного очерка.
And, indeed, the reader's imagination will be able to work out the obscure case which at this moment was causing great uneasiness to the jury of the sessions, before whom Theodore Calvi had been tried.	Впрочем, воображение читателя разовьет эту мрачную тему, причинявшую в то время немалое беспокойство суду присяжных, перед которым предстал Теодор Кальви.
For a whole week, since the criminal's appeal had been rejected by the Supreme Court, Monsieur de Granville had been worrying himself over the case, and postponing from day to day the order for carrying out the sentence, so anxious was he to reassure the jury by announcing that on the threshold of death the accused had confessed the crime.	Поэтому вот уже целую неделю, с того дня, как кассационный суд отклонил просьбу преступника о помиловании, г-н де Гранвиль сам занимался этим делом и откладывал приказ о казни со дня на день, так ему хотелось успокоить присяжных, известив их, что осужденный на пороге смерти признался в преступлении.