— И большой рыбе тоже житья нет, — обгоняя читавшего, произнес следующую строчку Колька.
— Здорово шпаришь! Прямо по написанному. Читал записку?
— Писал… помню.
— Разберемся. — Председатель сельсовета недоверчиво посмотрел на Кольку и протянул ему чистый листок бумаги и карандаш. — Дальше напиши!
Колька шагнул к столу и особенно старательно, чтобы не валились буквы в разные стороны, вывел, сильно нажимая на грифель: «Наблюдатель природы».
— Верно! Подпись сошлась! — председатель сельсовета откинулся к спинке стула, чтобы немного сосредоточиться. Надо было сообразить, что дальше делать с этим упрямым мальчишкой.
За спиной председателя на бревенчатой стене висела большая географическая карта европейской части СССР. Выше карты к стене были прибиты чучела разных птиц.
Пока он думал, Колька безразлично скользнул взглядом по карте и увидел витютиня. Дикий голубь был как живой. Мальчик нашел утку широконоску, болотного кулика с длинным клювом, голенастого чибиса. Но особенно удалось мастеру чучело иссиня-черного глухаря.
Глухарь сидел на толстой ветке сосны, недоверчиво склонив голову с красными надбровьями на плечо, широко раскинув могучие крылья.
— Моховик, собаку заметил, — сказал Колька.
— Точно. — Геннадий Маркелович понимающе улыбнулся мальчику.
— Убивал?
— Приходилось.
— Откуда будешь?
— Я? — удивился Колька, которому казалось, что его должны хорошо знать. — С восемнадцатого кордона.
— Эва хватил! Давно плывешь?
— Четвертый день на воде.
— Василия Ивановича знаешь?
— Синицына? Батя мой.
— То-то я примечаю, вроде знаком ты мне. Постой, тебя Колькой звать?
— Колькой… Точно.
— Ты чего сразу не сказал, что ты сын Василия Ивановича Синицына? — Геннадий Маркелович неторопливо рассматривал мальчика. — Твой отец брал от моей Азы рыжего щенка. Как удался?
— Тайгой назвали. Хорошая собака вышла. — Колька словно забыл о ребятах и с удовольствием объяснял: — По кунице идет, хозяина не боится.
— Скажи ты, на медведя идет! Тайгой, говоришь, назвали? Хорошее имя. — Геннадий Маркелович улыбнулся. — Отравитель, ты зачем к нам пожаловал?
— Бобр у нас убежал. В худой клетке привезли.
— Значит, добился отец бобров?
— Привезли. В ручей около Гнилого болота хотели выпустить. Мы нор нарыли, осины заготовили.
— Есть-то хочешь небось, отравитель? Чем все дни кормился?
— Немного хлеба прихватил, пастух огурцы кинул, чай варил. На огороде парнишка капустой угостил.
— Бобра встречал?
— Вчера видел.
— Вот тебе на! К нам, значит, приплыл. Интересно! Геннадий Маркелович оживился. — Я хлопочу, чтобы бобров у нас разводили, а он сам приплыл. Где видел-то? Помнишь?
— Не забыл. Около деревни в морду попал. Чудом спасся!
— Морды у нас не ставят.
— Говорю, в морду попал. Старик мордой ловит. Вынырнул бобр, а старик хотел кормовиком добить. Хорошо, что промазал.
— У Дымков видел?
— Не знаю, может быть, и у Дымков.
— Какая из себя деревня? Помнишь?
— Деревня как деревня. Некогда мне было ее рассматривать. На горе стоит.
— Выходит, Дымки. Правда, ребята?
— Дымки, — подтвердил Ромка Орехов и направился к столу председателя сельсовета. — Дед Челомей мордами ловит. Я ребятам рассказывал. Братень вчера на велосипеде ездил в Дымковскую РТС узнать, когда горючее привезут для тракторов. Он видел, как Челомей ударил по воде кормовиком. Брат спросил, в кого целился, а Челомей сказал, что щуку упустил.
— Не знаю, может быть, старика и Челомеем зовут, — задумчиво сказал Колька. — А браконьер он первой статьи. На «сижу» ловит.
— Спасибо, Коля! Давно я к Челомею присматриваюсь. Роман, возьмешь велосипед и слетаешь в Дымки. Передашь Челомею: вызываю его в сельсовет. Пусть завтра и жалует!
Ромка Орехов незаметно толкнул Гордюшу кулаком в бок.
— Слышал, Гордей? Волосяные лески. Челомей-то браконьер оказался! Вот так-то!
Дверь рывком распахнул Слава Золотов. За ним в красных галстуках вошли возбужденные ребята из лагеря. От быстрого бега все тяжело дышали.
— Председатель сельсовета выбудете? — Слава Золотов торопливо уставился на Геннадия Маркеловича. — И, не дожидаясь ответа, продолжал. — Мы записку нашли. Важная!
— Давай записку. — Геннадий Маркелович прикрыл мохнатыми бровями улыбающиеся глаза. — Держите отравителей! В Кокшаге вылили нефть, и мальки дохнут. Страсть, сколько всплыло! Вороны и сороки клюют, радуются! Так, что ли?
Читать дальше