Владимир Степаненко - Майские ласточки

Каждая буровая для него была не порядковым номером, а частицей биографии… Каждый новый день работы в экспедиции не повторял прожитый, и все они были по-своему интересными и незабываемыми…

Пронзительная синь чистого неба за облаками сразу ошеломила старшего лейтенанта Ивана Очередько. Он до боли зажмурил глаза, чувствуя на дрожащих веках горячую теплоту слепящего солнца. Это мгновение оказалось самым ярким в пронесшихся воспоминаниях о тяжелом воздушном бое, который еще не кончился, а шел внизу под ним, среди хвостатых черных дымов и мечущихся красных пожаров.

Командир эскадрильи вырвался из долгой схватки, чтобы занять высоту для нового нападения. Вглядываясь пристально в землю, старался отыскать в облаках разрывы и увидеть дерущихся истребителей. С прежним непроходящим беспокойством думал о своих офицерах, не очень слетанных парах молодых летчиков, которых бросил внизу. Он не осуждал себя и не казнился, так как не был трусом, а такой поступок продиктовала тактика боя, но настоящая отцовская тревога за судьбу парней его терзала. Среди треска в наушниках старался поймать голоса своих летчиков и понять, кто больше всего сейчас нуждался в помощи.

Двадцать пять минут назад Иван Очередько со своей шестеркой атаковал десятку «мессершмиттов». После первого удара гвардейцев на земле запылали два сбитых самолета с паучьей свастикой на стабилизаторах. Фашистские летчики запросили по радио подкрепление, и скоро в бой ввязался второй десяток истребителей. Численный перевес оказался на стороне фашистов, и они надеялись выиграть бой.

Иван Очередько передал на КП о сложившейся обстановке командиру полка подполковнику Варчуку, не особенно надеясь на прилет второй эскадрильи. Аэродром гвардейского истребительного полка находился далеко от передовой, и каждый вылет с раскисшего апрельского поля на окраине немецкой деревни с высокой красной кирхой, равнялся подвигу. Летчик знал, что об этом воздушном бое, как и о всех других, проведенных им за четыре года долгой войны, ему потом связно не рассказать. Только на аэродроме, когда вернется, он оценит действия каждого летчика и, не щадя самого себя, разберет допущенные ошибки.

Короткое свидание с солнцем подошло к концу. Несколько глотков свежего воздуха придали новые силы, но летчик удержался и снова облизал пересохшие губы, ощущая на них горечь дыма, ворвавшегося в кабину.

Истребитель пробил облачность и отвесно пикировал к земле, все больше и больше набирая скорость. А земля неслась ему навстречу в дымном тумане, с грохотом артиллерийских разрывов, хлопаньем мин и перехлестывающейся пулеметной трескотней. Но он не слышал звуков выстрелов, догадываясь о них по красным вспышкам огней и фонтанам выброшенной земли.

Иван Очередько не оглядывался и знал, что его ведомый Сергей Ромашко не оторвался и висел сзади, как привязанный. Неожиданно вспомнил первую встречу о молодым летчиком два года назад. Память высветила ее, как острый луч солнца. Ему не понравился долговязый лейтенант. Прибыл в гвардейский полк из военного училища в разбитых кирзовых сапогах, в короткой не по росту, обтрепанной шинели.

«Знакомься, Иван, — Сергей Ромашко, будет с тобой летать, твой новый ведомый», — сказал хмуро подполковник Варчук незнакомым скрипучим голосом и, тяжело вздохнув, начал беспокойно тереть рукой глаза.

Очередько печально опустил голову вниз. Он знал, что никакой другой летчик не заменит ему лейтенанта Костю Новикова, сбитого неделю назад в тяжелом воздушном бою. Посмотрел с неприязнью на долговязого парня и спросил, понимая, что больше нельзя затягивать молчание:

«Вы какое закончили училище?»

«Борисоглебское, — торопливо ответил лейтенант, жадно всматриваясь в стоящие под маскировочными сетями истребители. Глаза вспыхивали, когда он останавливался на очередном Як-3 с красным коком. — Мы из ускоренного выпуска. Не стали дожидаться офицерского обмундирования и скорее в полк, — кивнул головой на стоящих особняком молодых летчиков, своих товарищей. — Пять человек направили к вам. Мы хотим летать!»