Дизь недавно рассказывал мне, что в маленьком магазине в чешском Находе он нашел неплохое издание Блейка, и теперь мы себе представляем, как эти добрые люди, которые живут по ту сторону границы и разговаривают между собой на мягком, детском языке, по вечерам разжигают огонь в каминах и читают Блейка. И может, сам Блейк, если бы был жив, увидев это все, сказал бы, что во Вселенной есть такие места, где еще не состоялось Падение, мир не стал с ног на голову и остался Эдемом. Человек здесь не руководствуется законами разума, глупыми и чопорными, а сердцем и интуицией. Люди не переливают из пустого в порожнее, щеголяя своими знаниями, а создают невероятные вещи, пользуясь фантазией. Государство перестало быть кандалами, ежедневным грузом и помогает людям воплотить их мечты и надежды. А Человек не может быть каким-то винтиком в системе, выполнять функцию, он — свободное Существо. Такое беспрерывно вертелось в моей голове, и от этого мое лежание становилось даже приятным.
Иногда мне кажется, что только больной может быть действительно здоровым.
В первый же день, когда болезнь немного отпустила, я что-то накинула на себя и, преследуемая чувством долга, отправилась осмотреть свои владения. Я была слаба, как картофельный росток, выросший в темноте подвала.
Оказалось, что снег, тая, сорвал желоб на доме Писательницы и сейчас вода льется прямо по деревянной стене. Непременно вцепится грибок. Я позвонила ей, но ее конечно, не было дома, а может, и в Польше. Это означало, что с желобом мне придется справляться самой.
Не секрет, что любые трудности пробуждают в нас настоящие жизненные силы. Мне действительно стало лучше, только левую ногу продолжала дергать боль, будто электрический ток, поэтому я переставляла ее, не сгибая, как протез. Затем, когда пришлось принести лестницу, я вообще перестала думать о Недуге. Забыла о боли.
Я стояла на ступенях час, подняв руки вверх, и безуспешно пыталась вставить желоб в хомуты. К тому же, один из них еще и оторвался и, пожалуй, лежал где-то глубоко под снегом возле дома. Можно было подождать Дизя, который должен был приехать вечером с новым четверостишием и вопросами, но мой приятель слишком хрупкий, у него маленькие, почти девичьи ладони, и что там говорить, он немного недотепа. Я говорю это с любовью к нему, не считаю это несовершенством. На свете есть столько черт и свойств, что каждого можно щедро ими одарить, думала я.
И я наблюдала с лестницы за изменениями, которые принесла оттепель на Плоскогорье. Кое-где, особенно на южных и восточных склонах, появились темные пятна — там зима отступала со своим войском, однако она удерживала позиции на границах и на опушке леса. Весь Перевал был белый. Почему распаханная земля теплее, чем поросшая травой? Почему в лесу снег тает быстрее? Почему у ствола дерева образуется в снегу круглое углубление? Или дерево теплое?
Я спросила об этом Матогу. Пошла к нему попросить, чтобы он помог с тем желобом. Он беспомощно посмотрел на меня и ничего не ответил. Ожидая, я разглядывала его диплом участника соревнований по сбору грибов, которые ежегодно организовывало Общество грибников «Боровик».
— Я и не знала, что ты так хорошо собираешь грибы.
Он мрачно улыбнулся и промолчал, как всегда.
Матога пошел со мной в свою мастерскую, которая напоминала операционную — столько там было разных ящичков и полочек, а на каждой было какое-то Орудие, специальное, придуманное для того, чтобы сделать что-то небольшое. Он долго шарил в коробочке, наконец вытащил оттуда кусок плоского алюминиевого провода, скрученного кольцом.
— Хомут, — сказал он.
Слово за слово, медленно, словно соревнуясь с прогрессирующим параличом языка, он признался мне, что за последние недели ни с кем не говорил, и его способность говорить очевидно уменьшается. Наконец, откашливаясь, сообщил, что Большая Ступня умер, подавившись костью. И что это был несчастный случай. Это подтвердило вскрытие тела. Он узнал от сына.
Я засмеялась.
— Мне казалось, что Полиция способна на более впечатляющие открытия. То, что он подавился, было понятно даже на первый взгляд …
— Ничего не видно на первый взгляд, — Матога возразил, как на его характер, слишком резко, так, что эти слова врезались мне в память.
— Ты же знаешь, что я об этом думаю, правда?
— Что?
— Помнишь тех Косуль, стоявших у дома, когда мы шли туда? Это они его убили.
Он замолчал и начал очень внимательно разглядывать хомут.
Читать дальше